Лимита в СССР: как жили и работали «крепостные»

Крепостные гаремы, растление малолетних и “кебинные” браки: Шокирующие подробности личной жизни российских помещиков

Крепостное право породило множество несправедливостей, но главная беда, которую оно принесло, это безграничная власть одних людей над другими. Помещики скатывались в полупервобытное состояние, это позволяло возможность самодурам опускаться до бесчеловечных поступков.

Коллаж © LIFE. Фото © Wikipedia

Известно, что в имениях предка Пушкина — Абрама Ганнибала встречалось много темнокожих детей. Главным увлечением всей жизни канцлера князя Александра Безбородко был многочисленный гарем. Дворянин Иван Вульф женился и уехал в деревню. Там он оставил жену и завёл себе гарем из крепостных девушек, от которых у помещика родилось больше дюжины детей. Кроме гарема его больше ничего не интересовало, даже дети, которых воспитывала его законная жена.

Алексей Корзухин “Девичник”, 1889 © gallerix.ru

Декабрист Осип-Юлиан Горский содержал разом трёх крестьянок, купленных им в Подольской губернии. В этом маленьком гареме он завёл такой “гнусный разврат”, что девки сбежали от него и были вынуждены просить защиты “у правительства”, однако дело замяли.

А 70-летний помещик Кошкаров содержал 12 девиц. Он жил с ними в одной комнате, а некоторых предоставлял гостям. Дело дошло до того, что в XIX веке гаремы даже получили почти официальное название — серальки. Происходило это слово от восточного названия гарема “сераль” и почти не осуждалось обществом. Но некоторые помещики не ограничивались содержанием наложниц и переходили всякие границы.

Генерал-самодур и его гарем

Фото © ТАСС / Николай Науменков

Генерал-лейтенанта Льва Измайлова при Екатерининском дворце знали как патриота, профессионального военного и предводителя дворянства. Однажды на ополчение он потратил миллион рублей. И только крестьяне его тульского имения знали, что собой представляет их помещик-самодур.

Однажды генерал всерьёз обидел собственного поверенного, и тот из мести подговорил всех крепостных подать на помещика жалобы. Их было столько, и они рассказывали о таких подробностях личной жизни крепостника, что дело дошло до Александра I и тот повелел провести расследование.

Оказалось, что “патриот” содержит в имении гарем из 30 крепостных девушек мал мала меньше. Их держали в имении как в остроге — под замком. На окнах были решётки. Выпускали редко — только в баню и для недолгих прогулок по парку под надзором охраны. Свидания с родными не дозволялись, говорить с посторонними запрещалось категорически. Даже поклонившийся им издалека крестьянин мог поплатиться здоровьем.

Картина “Баня” художницы Зинаиды Серебряковой. Фото © ТАСС / Станислав Красильников

Отбирал крестьянок в гарем барин сам лично, брал малолеток — тех, что обещали стать в девичестве красавицами. Подростками девицы становились наложницами самодура. Тех, кто сопротивлялся барским ласкам, жестоко наказывали и насиловали. Выявилось множество случаев, когда генерал сам насиловал малолетних девочек или же давал их на утеху гостям. Солдатка Мавра Феофанова поведала, что в 13 лет Измайлов насильно забрал её из отчего дома и ночью отдал одному из высокопоставленных гостей, а когда девушка оказала сопротивление и вырвалась от насильника, её поймали и жестоко избили палкой.

Педофил дошёл и до насилия над собственной дочерью. Нимфодора Хорошевская родилась от барина у одной из наложниц Измайлова. Девочка была признана роднёй генерала. Его мать сама крестила внучку в церкви. В первый раз Измайлов изнасиловал девочку, когда ей было только восемь лет. А во второй раз — в 14, причём девушка умоляла его не делать этого и говорила ему, что она его дочь. Надругавшись над подростком, помещик удивился, что не нашёл её девственной, — изверг совершенно забыл своё преступление. После допроса Нимфодору выпороли в течение двух суток семь раз, а потом Измайлов опять запер её в “серале”. Он то и дело вызывал её к себе на ночь, находя в этом извращённое удовольствие.

Позже, приревновав дочь к крепостному кондитеру, барин сослал её на тяжёлые работы на паточный завод, где девушку то заковывали в кандалы, то в рогатку, Измайлов пытался выдать её за мужика, но Нимфодора наотрез отказалась и была сослана в деревню Кудушку. Кроме того, помещика обвиняли в пытках крепостных, которые были уже запрещены. На суде крестьяне обвиняли его в том, что он не давал им ходить в храм — к исповеди и на причастие. Очевидно, опасался, что о его утехах станет известно духовенству.

Ответить за деяния помещику всё-таки пришлось. Но, конечно, не так, как надеялись крестьяне. Самодура отстранили от управления имением, оно было взято под опеку, а помещика объявили душевнобольным и “позволили” ему жить там же “вплоть до выздоровления”.

Хоть на земле крестьяне и не нашли справедливости, наказание было дано самодуру свыше. Род его пресёкся, а имение отошло к дальней родне. А когда та пожелала продать его, кто-то из бывших крепостных крестьян купил его и буквально снёс все здания, которые в нём были, включая надворный храм и “сераль”.

“Нагая женщина” — Государственный Русский музей. Фото © Wikipedia

Примерно в это же время началось следствие против ещё одного помещика — дворянина из-под Киева Виктора Страшинского. Его обвиняли в растлении пятисот девиц, причём отнюдь не все из них были его крепостными. Известно об этом стало от местного священника, который донёс полиции, что паства “недовольна и ропщет”, так как отец помещицы Михалины Страшинской требует к себе то крестьянских девок, а то и понравившихся ему жён — для постельных утех. А если крестьяне отказываются это делать, то приезжает в село Тхоровку с дворовыми людьми и сам насилует женщин, девиц и даже девочек.

Точно такое же дело возбудили против помещика и в другом уезде, где тоже было имение Страшинского. Там он изнасиловал двух дочерей крестьянина в селе Куманевка. Суд тянулся четверть века. Запуганные свидетели давали противоречивые показания, а с годами помещик стал ссылаться на проблемы со здоровьем и говорил, что он уже и не может делать то, в чём его обвиняют.

Наконец дело дошло до начальника Киевской губернии, и он постановил взять Страшинского под полицейский надзор, а в имение выслать следователей и установить истину. Тут и обнаружилось, что Страшинский перенасиловал чуть ли не всех крепостных женщин, а две девочки после его надругательств умерли. Насиловал помещик и собственных дочерей Пелагею и Анну, родившихся от него у крестьянки Пристяжниковой. Пристяжникова же оказалась не его крепостной, а беглянкой, ушедшей от помещика-соседа. И это в глазах дворян выглядело едва ли не хуже, чем все остальные деяния самодура.

86 селянок дали показания, что Страшинский растлил их в возрасте 12–13 лет (брачный возраст в Российской империи начинался с 16 лет). Другие рассказывали, что барин не оставлял их и после замужества. А третьи поведали следователям, что он заставлял участвовать их и в свальном грехе.

Были ли колхозники крепостными в СССР?

Были ли колхозники “крепостными” в СССР, имели ли они паспорта в 30-е, 40-е, 50-е и 60-е годы ?

Со времен перестройки либералы нам внушают, что в СССР существовало крепостное право, так как у колхозников не было паспортов до 1974 года. Что паспорта им умышленно не выдавали, чтобы привязать к своему колхозу, откуда они никуда не могли уехать и горбатились в своем колхозе за копейки.

Приведу пример того, что пишут либералы: “Паспорта ввели в 1932 году только для жителей городов, рабочих поселков, совхозов и новостроек. Колхозникам паспорта не выдавали, а из колхоза было разрешено отлучаться лишь по однократной справке, выдаваемой председателем колхоза, с указанием цели и срока отлучки (но не более 30 суток) . Колхозники были лишены паспортов, это обстоятельство сразу ставило их в положение прикрепленных к месту жительства, к своему колхозу. Уехать в город и жить там без паспорта они не могли: согласно п. 11 постановления о паспортах такие “беспаспортные” подвергаются штрафу до 100 рублей и “удалению распоряжением органов милиции”. Повторное нарушение влекло за собою уголовную ответственность. Введенная 1 июля 1934 года в УК РСФСР 1926 года статья 192(а) предусматривала за это лишение свободы на срок до двух лет. Таким образом, для колхозника ограничение свободы места жительства стало абсолютным. Не имея паспорта, он не мог не только выбрать, где ему жить, но даже покинуть место, где его застигла паспортная система. “Беспаспортный”, он легко мог быть задержан где угодно, хоть в транспорте, увозящем его из села. Так что они были даже «более крепостными» , чем при царизме”. “Вот и старались они всеми возможными способами из колхозов сбежать, Поступали учиться в институты, оставались в армии на сверхсрочную службу, после армии уезжали в город, девушки выходили замуж за городских и т.д.”.

Так ли это. Давайте рассмотрим. Обо всем по порядку.

20.06.1923 года был принят Декрет ВЦИК и СНК РСФСР «Об удостоверении личности». Который отменил прежние паспорта и документы, удостоверяющие личность. Вот только иметь удостоверение личности признавалось правом, а не обязанностью. Об это говорил пункт №1 в данном законе. “1. Органам управления воспрещается требовать от граждан Р.С.Ф.С.Р. обязательного предъявления паспортов и иных видов на жительство, стесняющих их право передвигаться и селиться на территории Р.С.Ф.С.Р”. В 1925 году ввели институт прописки. Но “основанием для прописки мог быть любой документ (удостоверение личности, актовая запись о рождении, расчетная книжка или любой документ с места работы, членский билет профсоюза). Прописка могла быть осуществлена и при отсутствии документа — по письменному заявлению прибывшего”.

Такой порядок, когда можно было жить без удостоверений личности, действовал до 1932 года. Но коллективизация и индустриализация привели к тому, что в город хлынул поток кулаков, которые бежали, как из своих деревень от раскулачивания, так и из мест ссылки. Кулаки бежали в города, так как там намного легче затеряться, особенно с началом индустриализации, когда из сел и деревень пошел большой приток рабочей силы, никто никого не знал. При этом многие кулаки не желали работать на советскую власть и стали уголовниками, пополнив тем самым и так многочисленные ряды уголовного элемента. В результате существенно выросла криминализация городов, особенно больших. Число преступлений превысило все разумные нормы, с этим надо было что-то делать. Кроме того, надо было вернуть в места ссылки кулаков, наказать их. Поэтому 27.12.1932 года вышло “Постановление ЦИК и СНК СССР от 27.12.1932 года “Об установлении единой паспортной системы”. Данное постановление было принято “В целях лучшего учета населения городов, рабочих поселков и новостроек и разгрузки этих населенных мест от лиц, не связанных с производством и работой в учреждениях или школах и не занятых общественно-полезным трудом (за исключением инвалидов и пенсионеров), а также в целях очистки этих населенных мест от укрывающихся кулацких, уголовных и иных антиобщественных элементов”. Как видим, тут чётко сказано, в каких населённых пунктах паспорта обязательны (“население городов, рабочих поселков и новостроек”) и зачем они вводятся, но нет никакого указания на запрет выдачи паспортов сельскому населению. Кстати, данный закон помог в короткие сроки очистить города от уголовников и кулаков, вернуть кулаков в места ссылки.

При этом в данном законе было сказано: “Гражданам, постоянно проживающим в населенных пунктах, где введена паспортная система, паспорта выдаются без подачи ими заявлений, а гражданам, прибывающим в эти населенные пункты из других местностей, – по их заявлениям”. Если сельский житель, не имевший паспорта, приезжал жить и работать в город – он его обязан получить в местных органах милиции. А если сельский житель приехал не насовсем, а просто в гости к родственникам, то в данном случае было достаточно временного удостоверения личности, полученного в сельсовете, которое выдавалось на 30 дней. А вот если отсутствовал паспорт с пропиской и временное удостоверение, тогда следовало наказание: “11. Лица, обязанные иметь паспорта и оказавшиеся без паспортов или временных удостоверений, подвергаются в административном порядке штрафу в размере до ста рублей. Граждане, прибывшие из других местностей без паспорта или временного удостоверения и не выбравшие в течение установленного инструкцией срока паспорта или временного удостоверения, подвергаются штрафу в размере до 100 рублей и удалению распоряжением органов милиции. 12. За проживание без прописки паспорта или временного удостоверения, а также за нарушение правил прописки виновные подвергаются в административном порядке штрафу в размере до 100 рублей, а при повторном нарушении правил прописки подлежат уголовной ответственности”. Инструкция же давала трое суток на обращение в милицию, чтобы получить паспорт.

28.04.1933 года вышло постановление №861 в дополнение к постановлению от 27.12.1932 года. В нем в частности говорилось: ” В тех случаях, когда лица, проживающие в сельских местностях, выбывают на длительное или постоянное жительство в местности, где введена паспортная система, они получают паспорта в районных или городских управлениях рабоче-крестьянской милиции по месту своего прежнего жительства сроком на 1 год. По истечении годичного срока лица, приехавшие на постоянное жительство, получают по новому месту жительства паспорта на общих основаниях”. Данное постановление упростило процедуру, можно было получить паспорт сроком на год в своем районном центре и смело ехать, куда захочешь. На учебу или на работу в любой город страны.

То есть в 30-е годы можно было уехать в город из колхоза даже без временного удостоверения и уже в городе в трехдневный срок обратиться в отдел милиции за получением паспорта. Это следует из закона от 1932 года. Можно было получить временное удостоверение на 30 дней (справку с печатью колхоза или сельсовета) и в городе на основании его получить паспорт. Так делало большинство. Так поступил в начале 30-х годов мой дедушка, который перебрался в город из деревни, по справке из сельсовета получил паспорт, устроился на работу. При этом учился на рабфаке, получил среднее образование, закончил техникум. Это все до войны. Аналогично поступили и два его родных брата. Всего с 1928 года по 1939 год численность городов в СССР выросла с 27.3 до 56.1 миллиона человек, то есть в два раза. А сельское уменьшилось со 122 до 114.5. При этом рождаемость в сельской местности почти в два раза превышала в те годы рождаемость в городах. В 1937 году вышло дополнение к закону о паспортах, теперь в них требовалась фотография.

Чтобы опровергнуть ложь либералов, достаточно просто знать и понимать, что такое индустриализация в СССР в конце 20-х, в 30-е годы. Это более 9.000 построенных заводов. Рост промышленности до 30% в год. Чтобы осуществить все это необходим был огромный, постоянный приток рабочей силы в города из сел и деревень. Никакой альтернативы крестьянам, как источнику рабочих рук, не было. При “крепостном праве” ни о какой успешной индустриализации речь идти не могла. Тем более, что по мере успехов коллективизации, роста механизации в деревне, в селах и деревнях высвобождалось все больше рабочих рук. У многих людей там просто не стало работы. Поэтому они были вынуждены ехать в город. Кроме того, рабочих рук для индустриализации не хватало, поэтому проводилась массовая агитация колхозников, чтобы они перебирались работать в города.

В результате в некоторых колхозах стало не хватать рабочей силы. И председатели старались силой удержать людей. Поэтому еще в 1930 году СНК СССР выпустил постановление: ” 1. Решительно воспретить местным органам власти и колхозным организациям каким бы то ни было образом препятствовать отходу крестьян, в том числе и колхозников, на отхожие промысла и сезонные работы (строительные работы, лесозаготовки, рыбные промысла и т. п.). 2. Окружные и районные исполнительные комитеты, под личной ответственностью их председателей, обязаны немедленно установить строгое наблюдение за проведением в жизнь настоящего постановления, привлекая его нарушителей к уголовной ответственности. То есть интересы индустриализации считались важнее интересов колхозов. И за препятствование отъезду колхозников в города могли и посадить. При этом можно было легко обойти данное препятствие, если правление колхоза не давало без согласия председателя справку, люди шли в сельсовет и справку получали там. Так как это были разные органы власти.

После войны, в конце 40-х многие мои родственники перебрались из колхозов в города. Причем в основном родственницы. Им надо было выходить замуж, а женихов в селах не хватало, парни 1920-1926 годов рождения почти все погибли на войне. Вот и пришлось им покинуть родные гнезда. Они получили паспорта сроком на один год, а через год им уже выдали обычные паспорта. Всего с 1950 по 1970 год численность городов выросла с 69.4 до 136 миллионов. Снова почти в два раза. А численность в сельской местности уменьшилась со 109.1 до 105.7 миллиона. При этом рождаемость в сельской местности была в полтора раза выше. В 1962 году численность городов сравнялась с численностью деревень. То есть снова ни о каких запретах об отъезде из сел и деревень речь идти не может. Более того, все мои совершеннолетние родственники в селах и деревнях во второй половине 50-х и в 60-х годах имели паспорта. Так как часто ездили в гости, в частности к нам, порой ездили на курорты, а одни умудрились съездить по турпутевке в ГДР в конце 60-х годов. И жили они не в нищете, а лучше нас горожан. Пусть получали чуть меньше, но держали скот, а овощи были все с собственного огорода, плюс охота и рыбалка. Одни жили в Таборинском районе, Свердловской области. У них уже в 1967 году была алюминиевая лодка и два мотора к ней. Мы на ней ездили рыбачить на реке Тавда, рыбы было изобилие. Другие жили в селе Черноусово, Свердловской области. У них тоже была алюминиевая лодка, мотор к ней и мотоцикл “Иж” с коляской, телевизор. Мы себе такое позволить в городе в 1967 году не могли. Хоть мои родители имели высшее образование. Папа работал следователем, а мама экономистом.

И хоть все мои совершеннолетние родственники, которые жили в сельской местности, к концу 60-х годов все имели паспорта, по сути в них не нуждались. Чтобы ездить по стране, достаточно было справки. А когда колхозникам требовалась справка из сельсовета или от председателя колхоза? Таких случаев немного. Для устройства в санаторий или дом отдыха. Для заселения в гостиницу. Для покупки билета на самолет. Для поступления в институт или техникум. Для устройства на работу на завод или другое предприятие в городе.
28.08.1974 года вышло постановление №677 от Совета Министров СССР об обязательном введении паспортов для всех граждан СССР с 16-ти летнего возраста. То есть все совершеннолетние жители сел и деревень должны были отныне иметь паспорт. В начале 1976 года началась массовая выдача паспортов колхозникам. Которая продлилась шесть лет.

В США до сих пор нет внутренних паспортов и прописки. Они тоже “крепостные” ? В перестройку о США писали: “Там не тоталитарный СССР, в США нет паспортов!”. А когда СССР давал колхозникам послабление, не заставлял их иметь паспорта, то следовал вывод, что колхозники – это рабы. Абсурд ?! Скажут, что в США много других документов, удостоверяющих личность. Так и у колхозников были свидетельства о рождении, с 1935 года они выдавались новорожденным в обязательном порядке. А те, что родились раньше, могли получить свидетельство о рождении в любое время, написав заявление. При этом все, кто имел свидетельство о рождении, могли: а)поступать в школу и высшее учебное заведение. в) получить паспорт, кроме того данный документ требовался для поступления на службу в Красную армию. Кроме того, у жителей сельской местности были книжки колхозников. А также иные документы и справки.

Вывод. То есть господа либералы снова соврали. Все как всегда.

«Лимита»: как жилось «понаехавшим» в советской Москве

«Лимита» — так презрительно говорили в советское время коренные москвичи о мигрантах из других регионов, приехавших в столицу «по лимиту». Сейчас уже стало сложно отличить «коренных» от «понаехавших»: бывшие лимитчики прочно пустили корни, вросли в столичную жизнь несколькими поколениями… А с чего все начиналось?

Естественный прирост

Если согласно данным переписи конца 1926 года, в Москве проживало 2 080 000 человек, то к началу 1939 года – уже 4 609 000. За один лишь 1930 год сюда прибыло более 830 тысяч мигрантов.

Ехали в столицу со всех концов необъятного Советского Союза, но больше всего – из соседних с центром регионов, например, из Нечерноземья. Такой наплыв мигрантов был связан с тем, что у Москвы была огромная потребность в рабочей силе: строились новые предприятия, расширялись старые, формировались разного рода учреждения, расширялась сфера профессиональног о образования всех уровней… Также принудительно проведенная коллективизация заставила многих жителей сельской местности податься «за лучшей жизнью» в город.

Не всем нравилось такое положение дел. В июне 1931 года на Пленуме ЦК ВКП(б) было заявлено, что «нагромождение большого количества предприятий в ныне сложившихся крупных городских центрах» является нецелесообразным . Начиная с 1932 было решено остановить строительство новых промышленных предприятий в таких мегаполисах, как Москва и Ленинград. В том же году была проведена паспортизация городского населения. Одной из основных ее целей являлось регулирование миграционных процессов. Далеко не всех приезжих прописывали, а без прописки нельзя было устроиться на работу.

10 июля 1935 года было принято постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР о Генеральном плане реконструкции города Москвы. В нем называлась предельная перспективная численность населения столицы — 5 миллионов. При этом в ней разрешалось строить только предприятия, обслуживающие столичное население и городское хозяйство.

Расчетной цифры в пять миллионов столичное население достигло уже к началу Великой Отечественной войны. В Генеральном плане развития Москвы на 1971-1990 годы предельная численность населения столицы составляла уже целых 8 миллионов человек. И во многом эта цифра была достигнута благодаря притоку мигрантов.

Советские «крепостные»

Увы, введение административног о регулирования привело к тому, что рабочих рук стало не хватать, особенно в области строительства, промышленности, транспорта. В 50-е годы появился институт «лимитчиков». На промышленном предприятии выделялся лимит на определенное количество мест для работников из других регионов. «Лимитчики» обязаны были работать только на данном предприятии и нередко – только на определенной должности. Как правило, это были неквалифицирован ные и низкооплачиваемы е рабочие места, которые не пользовались спросом у москвичей. Такому работнику предоставлялось место в общежитии с временной пропиской. Впоследствии он мог получить постоянную прописку, встав в очередь на жилье, которая обычно подходила лет через десять. Если кто-то увольнялся с работы до этого срока, он терял прописку и должен был уехать из столицы. Получив постоянное жилье, многие увольнялись со своего предприятия и искали более престижную работу.

Если рабочих на предприятие или стройку требовалось большое количество, то проводилась целая кампания по оргнабору с привлечением прессы. Иногда работников направляли туда по «комсомольскому призыву». Очень много лимитчиков трудились на «Метрострое», на строительстве олимпийских объектов накануне Московской Олимпиады-80.

«Лимита» прошлого и настоящего

Жителей периферии Москва привлекала прежде всего возможностью доступа к товарам народного потребления (столица снабжалась лучше, чем регионы). Что же касается работы, то нередко «лимитчики» откровенно манкировали своими обязанностями, грубо нарушали трудовую дисциплину. В рабочих общежитиях процветали пьянство и криминал. Недаром «лимита» не пользовалась любовью у жителей столицы, этих людей считали гражданами второго сорта даже в СССР, где пролетариат позиционировался как «передовой класс».

В наши дни термин «лимита» (как презрительно называли лимитчиков) сохранился, хоть и утратил первоначальный смысл. Так называют тех, кто приехал в Москву с периферии с целью постоянно здесь закрепиться. А вот дети и внуки бывших советских лимитчиков, когда-то получивших постоянную столичную прописку, уже давно с гордостью именуют себя москвичами и свысока смотрят на нынешних «понаехавших»…

Как отчаянные крепостные мстили своим угнетателям

История крепостничества – это триллер. Доведённые до отчаяния крепостные рубили, резали и забивали насмерть своих угнетателей.

В 1809 г. произошло одно из самых громких дел в истории крепостничества. Крепостной фельдмаршала Михаила Федотовича Каменского убил своего барина топором в лесу. Причина оказалась по тем временам самая прозаическая: старый помещик насильно совратил малолетнюю сестру убийцы.

В ходе следствия выяснилось, что Каменский много лет терроризировал народ своего орловского имения Сабурово-Каменское и прослыл там «неслыханным тираном», тем не менее недовольных им крестьян жестоко покарали, около трёхсот человек сослали в Сибирь. Все знали о дурном нраве фельдмаршала, даже сам император уволил его с поста военного губернатора Санкт-Петербурга в 1802 г. «за дерзкие проявления своего дерзкого, жестокого и необузданного характера». Но у себя в имении помещик — царь и бог, и там прекратить его произвол мог только топор.

Это дело хотя и прославилось в своё время благодаря статусу убитого, было лишь одним из многих ему подобных. К примеру, в том же 1809 году крестьяне убили помещика Вологодской губернии Межакова. Следствие установило: в заговоре против барина участвовало 14 крестьян, которые отомстили ему за изнурительные работы и систематические издевательства. 24 мая Межаков поехал

«утром в коляске, имея при себе лакея, в пустошь, где осматривал работы по уборке и чистке рощи. Отослав лакея для помощи рабочим при уборке сучьев, а кучера оставив при лошадях, Межаков вошёл в рощу, где его и убили двумя выстрелами поджидавшие там два крестьянина».

Суд приговорил виновных к 150−200 ударам кнута, вырыванию ноздрей и ссылке в Сибирь на каторжные работы.

М. Ф. Каменский. Источник: Wikimedia Commons

Даже знание о подобных убийствах не удерживало тысячи помещиков от бесчинств в отношении крепостных. И даже более или менее образованные и воспитанные дворяне зачастую видели в крестьянах не людей, а не более чем диких варваров, с которыми обращаться можно лишь с помощью угроз и телесных наказаний.

Иван Сергеевич Тургенев, и сам видный крепостник, рассказывал, что «родился и вырос в атмосфере, где царили подзатыльники, щипки, колотушки, пощёчины». Сколько об этом писали тогда и позднее… не счесть. Высечь крепостного за мелкую провинность или даже без повода — обычное дело во многих поместьях 18 — 19 вв. Закон лишь велел не допускать увечий и убийства, но и это не исполнялось.

Кроме того, издевательства, чинимые жестокими помещиками, выходили далеко за пределы простого физического насилия. Сдача в солдаты или на опасные работы на фабриках, изъятие детей для продажи, превращение человека в шута, мучение голодом, средневековые пытки, насильная женитьба, обмен крестьян на псов, распоряжение личным имуществом и не только (вспоминаем «Му-му»), изнасилования крестьянских жён и дочерей, устройство крепостных гаремов — всё это на просторах Российской империи было в избытке.

Крепостная актриса в опале, кормящая грудью барского щенка. Худ. Н. А. Касаткин, 1910. Источник: Wikimedia Commons

Что мог поделать крепостной? Законным способом восстановить справедливость удавалось крайне редко. К примеру, в случае с серийной убийцей крепостных Салтычихой крестьяне далеко не с первого раза сумели пробиться с жалобами к императрице, и то им повезло, что Екатерина II дала ход делу (недавно заняв трон, она хотела показать себя доброй и просвещённой царицей).

Характерно, что после этого государыня запретила крепостным подавать ей жалобы на помещиков — жалобщиков пороли и отправляли обратно в имения. На местах чиновники (часто такие же крепостники) обычно игнорировали и замалчивали даже убийства, случалось, суды даже откровенных садистов из числа помещиков приговаривали лишь к «церковному покаянию». Если же крестьяне давали дворянам отпор, то чиновники, напротив, тут же появлялись, чтобы наказать непослушных.

Так что розги и плети свистели, спины гнулись, помещики утверждали свою «господскую власть» любыми способами и проявляли в этом немалую изобретательность. Например, по свидетельству кн. П. Долгорукова, генерал граф Оттон-Густав Дуглас (шведский офицер на русской службе) «жестоко бил кнутом (…) людей и приказывал посыпать порохом избитую спину» — после этого порох зажигался, а «Дуглас хохотал при стонах истязуемых» и «называл это — устройством фейерверком на спине».

Другой дворянин, М. И. Леонтьев, когда ему не нравилось приготовленное блюдо, велел в своём присутствии бить повара кнутом, а затем заставлял его съесть хлеб с солью и перцем, кусок селёдки и запить это двумя стаканами водки. Затем повара на сутки сажали в карцер без воды. Леонтьева научил этой пытке отец.

Сбор недоимок. Худ. В. В. Пукирев, 1875. Источник: LiveJournal

Крестьяне практически не могли апеллировать к закону, так что прибегали к другим способам избавиться от мучителей. Нередко, не выдержав издевательств, они шли на самоубийство (даже дети) или сбегали. Другие сопротивлялись пассивно — становились апатичными, вяло работали, пили, воровали и готовы были в любой момент отплатить мучителям (по этой причине Пугачёв почти неизменно находил широкую поддержку у крепостных).

Во времена Екатерины II регулярными стали и нападения крестьян на дворян. Сама императрица понимала, что это признак «грозящей беды». Однажды она даже случайно высказала совершенно крамольную мысль — крестьянство есть «несчастный класс, которому нельзя разбить свои цепи без преступления». Но что-то сделать с этим Екатерина не могла — боялась.

Сохранившиеся документы весьма неполны и лишь отчасти отражают масштабы крепостного самосуда в отношении дворян, но даже эти сведения позволяют сделать некоторые выводы. Историк Б. Ю. Тарасов пишет: «Покушения крестьян на убийство своих господ, грабежи и поджоги усадеб были так часты, что создавали ощущение неутихающей партизанской войны. Это и была настоящая война». В 1764 — 1769 гг. только в Московской губернии на господ напали в 27 имениях, погибло 30 дворян (21 мужчина и 9 женщин). В других губерниях происходило то же самое.

В 1800 — 1825 гг., по неполным данным, в России случилось около полутора тысячи вооружённых крестьянских выступлений против своих помещиков. Со временем их становилось всё больше. В 1835 — 1843 гг. за убийство господ в Сибирь сослали 416 крепостных. Географ П. П. Семёнов-Тян-Шанский писал о середине 19-го в.: «Не проходило года без того, чтобы кто-либо из помещиков в ближайшем или отдалённом округе не был убит своими крепостными».

Торг. Сцена из крепостного быта. Худ. Н. В. Неврев, 1866. Источник: Wikimedia Commons

Все эти случаи похожи друг на друга. Так, в 1806 г. князя Яблоновского в Петербурге убил его кучер. «Дворовой» ударил барина колёсным ключом, после чего задушил вожжами. Кучера казнили. Художник Р. Портер, видевший казнь, говорил, что несчастный не выдержал и «убил своего господина за жесточайшие притеснения не только его самого, но и всех других крепостных». В 1834 г. дворовые зарубили А. Н. Струйского, которого прозвали «страшным барином».

В 1839 г. крестьяне в поле убили Михаила Андреевича Достоевского — отца писателя (в семье добрый, с крепостными он вёл себя иначе; «зверь был человек, — говорили они, — душа у него была тёмная»). В 1854 г. двое крестьян умертвили статского советника Оленина — тот держал своих крестьян в нищете и не давал есть. Правительство наказало убийц, но вынуждено было признать, что крепостные Оленина доведены до крайности, и выдало им продовольствие.

В 1856 г. будущий композитор А. П. Бородин (тогда ординатор) лечил шестерых проведённых сквозь строй крестьян. Оказалось, они в ответ на жестокости барина, полковника В., избили того кнутом на конюшне. Нередко убийцами становились и женщины — изнасилованные наложницы своих хозяев.

Сеятель. Худ. Григорий Мясоедов, 1888. Источник: Wikimedia Commons

Крестьяне травили, забивали насмерть, рубили, душили и стреляли в своих деспотов до самого освобождения в 1861 году. Жестокость наказания за покушение на дворянина не могла ничего изменить, виновата была сама система крепостничества, которая ставила миллионы людей в беззащитное положение перед произволом конкретных людей с их низменными представлениями и желаниями.

Даже шеф жандармов А. Х. Бенкендорф ещё в 1839 г. признавал: «Крепостное состояние есть пороховой погреб под государством». О нападениях крестьян на помещиков в 1850 году сотрудники министерства внутренних дел докладывали министру: «Исследования по преступлениям этого рода показали, что причиною были сами помещики: неприличный домашний быт помещика, грубый или разгульный образ жизни, буйный в нетрезвом виде характер, распутное поведение, жестокое обращение с крестьянами и особенно с их жёнами в видах прелюбодейной страсти, наконец и самые прелюбодеяния были причиною того, что крестьяне, отличавшиеся прежде безукоризненной нравственностью, наконец посягали на жизнь своего господина».

Понадобилось ещё целое десятилетие, прежде чем позорное рабство было отменено. Два столетия издевательств, гаремов и пыток наконец подошли к концу.

«Крестьяне вынесли империи приговор» Когда Россия перестала быть «страной рабов» и круговой поруки

Почему демократические традиции в России древнее авторитарных? Было ли российское крепостничество похоже на американское плантационное рабство? Как недостатки крестьянской реформы 1861 года подготовили почву для русских революций XX века? Об этом «Ленте.ру» рассказал доктор исторических наук, профессор Высшей школы экономики и старший научный сотрудник Принстонского университета Игорь Христофоров.

Природа крепостного права

«Лента.ру»: Американский историк Ричард Пайпс в своей книге «Россия при старом режиме» пишет, что наше крепостное право нельзя отождествлять с классическим рабством. Он указывает, что российские крестьяне жили в своих домах, а не в невольничьих бараках; в поле они работали под началом старших членов семьи, а не надсмотрщиков; и, что самое главное, им принадлежала значительная часть создаваемого ими прибавочного продукта. Вы согласны с этим мнением?

Христофоров: Пайпс — яркий представитель тоталитарной школы в западной историографии, которая пыталась объяснить все особенности исторического процесса в России якобы существовавшей у русских на протяжении веков склонностью к авторитаризму. Поэтому для Пайпса крепостное право — не более чем метафора, иллюстрирующая эту склонность. К современной науке такой подход имеет мало отношения.

Материалы по теме

«У советского человека виноваты все, кроме него самого»

Потому что сейчас ясно, что крепостного права как единой и неизменной системы доминирования и организации хозяйства никогда не существовало, как, впрочем, и рабства. Многие современные историки (например, Алессандро Станциани) вообще считают, что очень сложно провести грань между свободным трудом и несвободным. Даже по отношению к классическому капитализму британского образца едва ли уместно говорить о свободе, поскольку английские рабочие фактически были бесправны.

Чем же тогда было крепостное право?

Сложной и изменчивой совокупностью институтов и практик, главным образом неформальных. При этом с середины XVII века, когда Уложение царя Алексея Михайловича ясно зафиксировало прикрепление крестьян к земле и владельцам, и до середины XIX века в России так многое изменилось, что подводить эти эпохи под один «зонтик» просто бессмысленно. Но и в пределах одного хронологического периода — скажем, в последние десятилетия перед освобождением крестьян — существовало множество разных моделей крепостного права: в зависимости от региона, типа помещичьей экономии (размеров имения, способов извлечения помещиками дохода) и многих других факторов.

Скажем, в оброчной деревне, как показала недавно Трейси Деннисон, крепостные крестьяне были порой гораздо свободнее представителей иных формально свободных сословий. Они покупали и продавали землю, передвигались по всей России, совершали различные финансовые операции. При этом речь не о кучке крепостных предпринимателей-толстосумов, а о гораздо более широком явлении. Разве это похоже на хрестоматийное рабство с бараками и надсмотрщиками?

В то же время в малоземельных и барщинных регионах — скажем, в какой-нибудь Тамбовской или Полтавской губернии — большинство крестьян прозябало на крошечных клочках земли в нищете и бесправии.

Как вы относитесь к работе Леонида Милова «Великорусский пахарь…», где он обосновывал предопределенность крепостного права всем ходом русской истории?

Если Пайпс — сторонник политического детерминизма, то Леонид Васильевич в 90-е годы пришел к детерминизму географическому. Милов считал, что российский климат и зона рискованного земледелия предопределили скудость доступных обществу ресурсов и заставили государство жестко их контролировать и распределять (отсюда и крепостное право). Но ведь ясно, что сводить к природно-климатическим условиям все разнообразие исторического процесса нельзя.

«Крестьянство в России было более свободным, чем западноевропейское»

Чем же тогда можно объяснить крепостное право?

Повторю: какого-то единого и неизменного крепостного права в России не существовало. Объяснять поэтому нужно не крепостничество вообще — это фикция, — а то, как различные институты и практики менялись в тех или иных условиях. Главный вопрос в этом смысле — как усиление внешнего давления на крестьян (со стороны помещиков и государства) накладывалось на внутреннюю эволюцию крестьянской общины, как крестьяне приспосабливались и сопротивлялись, и как из этих процессов родилась та реальность, которую пришлось «отменять» в 1861 году.

Крепостническую систему нельзя свести к какому-то одному фактору: суровому климату, воле государства или помещиков, потребности растущей империи в ресурсах. Нужно смотреть на становление крепостничества «снизу», понять, как оно «работало» в разное время и в разных местах, а уже потом заниматься макромоделями.

Возвращаясь к первому вопросу: вы согласны с Пайпсом, что нельзя крепостное право отождествлять с рабством?

Отождествлять одно историческое явление с другим вообще вряд ли стоит, а вот сравнивать, конечно, можно.

Я уточняю этот вопрос потому, что сейчас есть много спекуляций на сей счет. Не только публицисты или политики, но и некоторые историки говорят о рабском менталитете нашего народа, к месту и не к месту вспоминая фразу Лермонтова о «стране рабов, стране господ»: дескать, что вы хотите от страны, где только полтора века назад отменили рабство…

Материалы по теме

Древнерусская демократия

Демократические традиции в России гораздо древнее авторитарных. Кроме того, не стоит путать претензии власти с реальным контролем. Даже в период апогея самодержавия правительство, желая казаться всемогущим, на самом деле было очень слабым и не могло контролировать даже само себя, не то что страну. Спорадические, конвульсивные вспышки избыточного насилия со стороны власти лишь отражали эту слабость. Вот и крестьянство в России и в XII, и в XVI веках было более свободным, чем западноевропейское, — не из-за свободолюбия элит, конечно, а из-за слабости власти.

Когда же у нас произошло закручивание гаек?

Идеологически и институционально на Московскую Русь, конечно, серьезно повлиял ордынский период ее истории. Потом, во второй половине XV века и особенно в первой половине XVI века, она мучительно искала путь дальнейшего развития. Конец этому процессу положил Иван Грозный. Кровавый хаос и разруха, в которые он погрузил страну, отбросили ее далеко назад. Главной задачей вновь стало выживание.

Но ключевым для становления жесткого централизованного государства и окончательного закрепощения крестьянства стало правление Петра I. Воплощение его имперских амбиций потребовало такой концентрации ресурсов, что в ход пошли самые радикальные по тем временам средства, которые резко сократили пространство личных и корпоративных свобод. Но и государство в итоге стало не столько сильным, сколько разбухшим и малоподвижным.

«Свобода лучше несвободы»

Вернемся к реформе 1861 года. Есть еще один миф, связанный с этим временем: якобы почти все крестьянское население составляли крепостные. Так ли это?

Нет. К концу правления Николая I доля помещичьих крестьян сильно сократилась и составляла примерно треть от всего населения России. Примерно столько же было государственных и удельных крестьян.

То есть в течение десятилетий, предшествующих 1861 году, в России шел непрерывный процесс постепенного освобождения крестьянства?

Не уверен, что этот процесс можно назвать освобождением, но в первой половине XIX века доля крепостных крестьян действительно неуклонно снижалась. Дело в том, что правительство прекратило раздачу казенных крестьян помещикам и, наоборот, старалось по возможности выкупать крепостных в казну (конечно, они выкупались и сами). Главное же — многочисленные рекрутские наборы изымали из крепостного состояния и самих рекрутов, и их потомство.

В своих работах вы утверждаете, что отмена крепостного права не была обусловлена экономическими причинами. Неужели эта система хозяйствования могла существовать еще много десятилетий?

Классическое советское представление об экономическом крахе крепостничества к 1850-м годам, о революционной ситуации — это идеологическая фантазия. Говорить об остром кризисе в помещичьем секторе экономики нет оснований — это была, так сказать, эпоха стабильности. Конечно, крепостническая система и разбухшее государство стали причиной глубоких диспропорций в экономическом развитии. Это был явный тупик, особенно заметный на фоне стремительной индустриализации в Западной Европе. Но, как мы знаем по множеству других примеров, загнивать можно очень долго.

Вот тут как раз очень уместно сравнить нашу ситуацию с отменой рабства в США. Знаменитый американский экономист Роберт Фогель в свое время показал, что плантационное рабство в южных штатах накануне его отмены экономически было вполне рентабельным и могло бы успешно существовать еще много десятилетий. И уничтожение рабства в США, и отмена крепостного права в России были вызваны не экономическими, а скорее политическими и идеологическими причинами.

Если говорить о нашей стране — какими?

Примерно с эпохи Екатерины II русское образованное общество постепенно утверждалось во мнении, что крепостное право — аномалия, а не норма, что «свобода лучше несвободы». К середине XIX века многие помещики считали для себя постыдным владеть крепостными душами. Новое поколение элиты выросло под влиянием этого комплекса вины. К тому же популярная тогда либеральная экономическая доктрина однозначно утверждала, что свободный труд гораздо производительнее подневольного.

Послекрымский консенсус

А как на отмену крепостного права повлияло поражение России в Крымской войне?

Не будем забывать, что эта война совсем не была катастрофой общенационального масштаба вроде того, чем стала для империи Наполеона III франко-прусская война 1870-1871 годов. Крымская война наглядно продемонстрировала не столько военную слабость России, сколько несоответствие ее международных амбиций реальным возможностям. Николай I считал себя ключевой фигурой в европейской политике, разве что Англию воспринимая как равного партнера.

Материалы по теме

Стабильность царя Николая

И тут выяснилось, что все совсем не так: Россия не просто была вынуждена воевать на своей территории, но и проиграла все сражения в Крыму сравнительно небольшому англо-французскому экспедиционному корпусу. Конечно, заметна была отсталость в технологиях и средствах коммуникации. Скажем, о поражениях в Крыму в Петербурге за неимением собственной телеграфной связи узнавали из вражеских столиц. Но главное заключалось в том, что Крымская война выявила неэффективность и коррумпированность государственного аппарата. Всем стало ясно, что николаевская административная система просто не работает.

То есть, говоря современным языком, после Крымской войны в элитах установился консенсус, что дальше так жить нельзя?

Да, слишком уж большим оказался разрыв между официальной пропагандистской картинкой и реальностью. Военные неудачи совпали со сменой монарха, с транзитом власти. После внезапной смерти Николая I и воцарения его сына Александра II необходимость серьезных преобразований уже почти никто не подвергал сомнению.

На кого опирался Александр II в своих реформаторских устремлениях?

Первоначально на довольно широкую коалицию сторонников перемен. Но внутриэлитный консенсус установился лишь на короткий период времени (1856-1857 годы), получивший название «оттепели». Когда же дело дошло до обсуждения конкретных реформ, довольно быстро сформировались различные противоборствующие группировки, между которыми и лавировал император. Тем самым он пытался — и довольно успешно — создать систему «сдержек и противовесов» и позиционировать себя как последнюю инстанцию во внутриэлитных конфликтах. Так что в результате либеральных реформ самодержавная власть, как ни парадоксально, лишь укрепилась.

Это была авторитарная модернизация?

Да. В итоге общество, несмотря на колоссальный запрос на политические перемены, было отодвинуто от обсуждения ключевых реформ. Главную опору Александр II нашел в молодом поколении правящей элиты, в своих ровесниках, которые поначалу были чиновниками второго и третьего эшелонов власти. Это было поколение технократов, выросших на европейской либеральной мысли (прежде всего, французской), что, впрочем, не мешало им делать карьеру в николаевской системе. Напротив, образование и деловая хватка выгодно отличали их от прежнего поколения бюрократов, окружавших Николая I, постаревших вместе с ним и панически боявшихся любых перемен.

«Правительство панически боялось революции»

Почему многие помещики в ходе обсуждения будущей реформы предлагали освободить крестьян без выкупных платежей, но и без земли?

В черноземных губерниях, где в дефиците была земля, помещики действительно готовы были отпустить крестьян на все четыре стороны, лишь бы не наделять их землей. Но на территориях с преобладанием оброчной системы все было наоборот: земля стоила мало, а главный капитал помещиков составляли люди. Тут землевладельцы требовали обязательного выкупа земли крестьянами и правительственных гарантий.

В итоге правительство, сыграв на этих противоречиях, предложило дворянству компромиссную модель реформы, в которой роль и помещиков, и крестьян была сведена к минимуму. Крестьяне в обязательном порядке получали земельные наделы по нормам и за цену, которые определялись в Петербурге. Тем самым государство взяло на себя всю огромную ответственность по урегулированию того, что позже стали называть аграрным вопросом.

Насколько это решение было удачным?

Как стало ясно позже, этот подход привел к катастрофическим последствиям. Вместо того чтобы упразднить старые институты и нормы или позволить им, приспосабливаясь к рынку, эволюционировать во что-то новое, правительство фактически их зацементировало. Власть побоялась дать крестьянам реальную свободу распоряжения своей судьбой. Место помещика просто заняли община и местные чиновники.

Почему же правительство не решилось уничтожить общину, очевидно тянувшую страну назад, как это потом понял Столыпин?

Крестьяне интересовали государство прежде всего как источник доходов. Как при крепостном праве, так и после его отмены община была лишь инструментом для контроля над крестьянами и взимания с них податей. С помощью общины, паспортной системы и круговой поруки власть стремилась максимально ограничить мобильность крестьян, заставить их оставаться крестьянами.

А кто же будет платить налоги? Кроме того, правительство панически боялось революции, а появление пролетариата считалось одной из главных ее предпосылок.

Как вы думаете, община была исконным институтом русской истории или позднейшим нововведением для контроля над закрепощенным крестьянством?

Это славянофилы любили рассуждать об уникальности русской общины. На самом же деле переделы земли, которые считались главным признаком присущего русским крестьянам коллективистского духа, были навязаны общине государством и помещиками. Как и круговая порука, они должны были обеспечивать платежеспособность крестьян.

От реформы к революции

Часто говорят, что решения, принятые в 1861 году, стали одной из предпосылок не только 1905 года, как писал еще Ленин, но и 1917-го. Вы согласны с этим?

С одной стороны, революция 1917 года выросла из Первой мировой войны. Не стоит забывать, что война привела к краху четырех европейских империй. С другой — у каждой из рухнувших империй был свой набор проблем и уязвимых мест. В России самым «слабым звеном» было именно крестьянство — бедное, дезориентированное и глубоко неудовлетворенное своим положением.

Материалы по теме

«Вся история России — это движение от смуты к смуте»

Оставаясь в плену у представлений о патриархальных и верноподданных мужиках, власть долгие десятилетия пыталась «подморозить» деревню или просто игнорировала ее проблемы. Когда в 1905 году по сельской России прокатились массовые беспорядки, некоторые иллюзии исчезли. Но столыпинские реформы были явно запоздалыми и очень ограниченными. Полноправных граждан из крестьян сделать так и не получилось. И когда началась революция, именно крестьяне вынесли империи окончательный приговор.

Можно ли было этого избежать?

Представлять любую революцию злом глубоко неверно. Революции — неизбежный и естественный спутник становления современного общества. Другое дело, что такой кровавой и жестокой революции, какая произошла в нашей стране, могло бы и не быть, если бы власть смогла расстаться со своими фобиями и фантазиями. У нее просто не оказалось элементарной оптики, чтобы понять и грамотно оценить реальный масштаб социальных перемен, произошедших в России после отмены крепостного права в 1861 году.

Откуда брались деньги в СССР?

Коллективизация и индустриализация – за чей счет?

Елена Котова банкир, экономист, кандидат экономических наук, архитектор-дизайнер

  • Крепостное право в XX веке
  • Как появилась “житница”
  • Индустриализация: чьими силами?
  • Барщина и оброк в 1970-х

Большевики вдохновились самым противоречивым трудом Карла Маркса — “Манифестом коммунистической партии”, считает экономист Елена Котова, а вот из его “Капитала” (к которому как раз не придерешься) пользы не извлекли. В этом, да еще в средневековом отношении к человеческой жизни, по мнению автора книги “Откуда берутся деньги, Карл?”, и заключались все беды Советского Союза — которые многим, не знающим фактов, сегодня кажутся успехами.

В начале XX века реформаторы расчищали капиталу дорогу, промышленники и купцы создавали его. Русская буржуазия строила заводы, нефтепроводы, театры, музеи — их и сегодня можно пощупать руками.

И вдруг война, которая всегда ужасна, а вслед за ней — другой кошмар, с которым мир еще не сталкивался. Казалось, он не может длиться долго; Маркс, правда, намекал, что диктатура пролетариата — штука кровавая, но что она длительно кровавая, никто и словом не обмолвился. Террор возводился в закон, обыватели к этому привыкали — это же во имя лучшей жизни, для их же блага.

Товарно-денежные отношения еще как-то трепыхались, все еще пытаясь вырулить на естественные Марксовы законы. Но их насиловали, душили, объявляли преступными, люди были вынуждены приспосабливаться к совершенно новой реальности, и постепенно она перестала казаться кошмаром. Потом “жить стало лучше”, а то даже и веселей, и следующим поколениям оставалось только верить, что вот еще немножко потерпеть, подождать — и блага польются потоком.

Без надежды на лучшее человеку не выжить. Из той многолетней надежды и сложился миф, который остался в памяти.

Уже почти 30 лет, как сгинул Великий строй, а только зайди на любой интернет-форум — тут же наткнешься на заклинания: “Кроме рыночных есть и другие эффективные и справедливые общества!” Или: “Я верю в развитой социализм”. Где и когда были нерыночные эффективные общества? Что такое “развитой социализм”? Это же блеф! Но повторяют же, причем почти независимо от возраста.

Старые идеи живучи. Кажется, что забыть их — значит перечеркнуть жизнь родителей, дедов и прадедов, которыми мы гордимся. Нужна немалая умственная отвага, не говоря уже о знаниях, чтобы осмыслить, отработать мусор, засевший в памяти, не перечеркивая чохом нашей истории.

Призывая пролетариат сбросить цепи, Маркс и представить себе не мог, какой гигантский блеф создадут творцы Великого строя, которые размахивали его именем. Семьдесят лет они растили и пасли священных коров, на которых тот блеф держался.

Коров этих было целое стадо. Самыми сакральными были три. Легенда о том, что марксисты-ленинцы при помощи коллективизации превратили Россию в житницу мира. Заклинания по поводу того, что индустриальная мощь страны создана вдохновенным трудовым порывом народа, освободившегося от буржуазных оков. И уже откровенное вранье: в результате наступило равенство и всеобщее благо.

Крепостное право в XX веке

Житницей мира сделала страну якобы сталинская коллективизация. Вообще-то чистая правда, только суть этого процесса состояла в том, что у людей силой отнимали все, что они создавали своим трудом.

Численность сельского населения в 1920–1930-х колебалась вокруг 70 млн человек из 160 млн всего населения — считай, половина. У этих миллионов деревенских не было паспортов! В СССР паспорт считался не основным документом гражданина, а инструментом учета “органами” переездов жителей с места на место. Деревенские же были намертво прикреплены к своей деревне, не имели права переехать куда-то по собственному усмотрению. Стало быть, и паспорт для них — вещь лишняя. Податься же куда-то из деревни без паспорта или разрешения сельсовета было равносильно приговору.

Беспаспортные деревенские жили в классическом крепостном праве. В сезон работали с рассвета до темени. Но денег за работу не получали, а получали отметку — “галочку” в ведомости за каждый трудовой день. Трудодни отоваривали чем Бог. извините, колхоз послал — дровами, соломой или сеном, иногда спичками или керосином для ламп — как придется.

Полнации фактически посадили на “месячину” — помесячную плату за ненормированный труд, что при крепостном праве считалось высшим произволом. В Российской империи так работала лишь ничтожная часть крестьян — дворовые крепостные. В 1930-х в СССР так работали все деревенские.

Как появилась “житница”

Страна вышла в лидеры по экспорту зерна — вот вам и житница мира. Минуточку, любая страна экспортирует то, что она производит в количестве большем, чем нужно ее народу. Если бы Россия сегодня экспортировала нефть, а при этом автомобили стояли бы без бензина, вряд ли кому-то это понравилось бы.

А в 1930-е годы колхозы соревновались в перевыполнении планов хлебозаготовок, а хлеб отправляли на экспорт. “Голодный экспорт” рождал голодоморы: почти каждый год то в одном крае, то в другом — голод. Люди в деревнях ели лебеду и жмых, морковную и свекольную ботву. Умирали сотнями тысяч. Государство тем временем вывозило выращенное ими зерно.

В 1931–1933 годах за границу вывозилось 50–58% всего урожая зерновых. Государству позарез нужны были деньги, нечем было финансировать запуск индустриализации. В 1925–1940-х экспорт топлива составлял лишь 11–13% объема экспорта страны, вывоз редких металлов и алмазов — и того меньше. А 36–40% экспорта приходилось на зерно.

Зерно экспортировали самого низкого качества — кормовое, для скота. Другому взяться было неоткуда, тракторов в деревне было раз-два и обчелся. Под страхом наказания за невыполнение плана бабы впрягались в плуги, месили ногами пашню, падали от изнеможения.

В городах тем временем уже продавались булки и ситники. Ведь крупные города — это витрина строя. Откуда взялись белые булки, если страна производила зерно, пригодное только для скотины? Его импортировали! Покупали на деньги от продажи того зерна, которое выгребали до зернышка из колхозов.

В 1946–1947 годах — снова голод. Нужно было выкачать из деревни достаточно продовольствия, чтобы с фанфарами отменить карточки в городах. Не менее важно было еще вывезти 2,5 млн тонн зерна в страны Восточной Европы, чтобы они там не голодали на виду у всего Запада.

Индустриализация: чьими силами?

А кроме “голодного экспорта” еще и принудительные переселения. Сначала в Зауралье и в Сибирь ссылали кулаков, потом “подкулачников”, за ними и середняков, крестьян с каким-никаким достатком. В 1930-е из деревень в Сибирь было выселено вдвое больше народу, чем при Столыпине, — около 4,8 млн человек.

Марксисты-ленинцы решали все ту же задачу: освоить азиатскую часть страны. Только добровольное переселение их уже не устраивало. Ждать они не желали и к тому же стремились сорвать людей с насиженных мест, лишить их корней, обезличить, разобщить, чтобы каждый ощущал себя пресловутым винтиком в одной из множества шестеренок Великого строя.

И вот уже пара миллионов семей ударно вкалывает на стройках века. Людей везли в тех самых “столыпинских вагонах”, в которых при Столыпине добровольные переселенцы перевозили свой скот! Переселенцев Великого строя высаживали на полустанках в голой степи, заставляя рыть землянки, а наутро уже выходить на работы.

Переселения сопровождались голодом. Родители бросали детей на железнодорожных станциях в надежде, что вдруг кто-то их подберет, а если нет — то хотя бы самим не видеть их голодной смерти. В 1931, 1933, 1936 годах в разных частях страны среди бела дня люди падали на землю и умирали. От истощения. В мирное время, не в ленинградскую блокаду! Когда читаешь об этом, в голове лишь один вопрос: во имя чего? Зачем?

Во имя второй священной коровы — “ревущей индустриализации”, вот зачем. В новостях, книгах, фильмах людям рассказывали о промышленных гигантах, которые как грибы растут в чистом поле за счет ударного труда советских рабочих и инженеров, ученых и изобретателей. И деревня трудится с ними в едином порыве. Какие сочные снопы стояли на ВДНХ, какие сытые и чистые свиньи водились там (увы, исключительно там) — любо-дорого посмотреть! Идеологи строя мастерски апеллировали к самым естественным желаниям человека — потребности в достатке, в счастье и радости жизни. В их сказки хотелось верить.

Барщина и оброк в 1970-х

До начала 1970-х из деревни не было исхода. Разве что после призыва в армию парням удавалось не вернуться обратно. Да еще деревенские уезжали из своего села по “оргнабору”, когда в село приезжали специально обученные люди и вербовали рабочих на разработки торфа, лесозаготовки, строительство дорог или восстановление Донбасса. Или еще куда-то, но всегда снова на “прикрепление” к конкретному месту, к одному виду труда — тяжелому, низкооплачиваемому, который “просто так” не бросить, чтобы податься куда-то еще.

1972 год. Мой будущий муж собирается ехать поступать в институт в Москве. На руках — справка из сельсовета! Она подтверждает, что колхоз не против его учебы. Уже полвека власти “трудового народа”, а тот все живет, отрабатывая месячину и получая трудодни. Современная молодежь может себе такое представить? Эй, ребята, вы все еще верите в “развитой социализм”?

Кормится же деревня с личного хозяйства, которому и название-то дали совершенно хамское — подсобное, чтобы колхозу подсобить. Не ему же заботиться, чтобы колхозник не подох с голоду. За размерами подсобного хозяйства следят строго, чтоб, не дай бог, колхозник ненароком не разбогател. Если в семье с дюжину человек, то вторую корову разрешат, у остальных отбирают. И это не годы продразверстки, а “развитой социализм”!

Денег не платили, зато налоги собирали исправно. В 1950–1970-х деревня платила государственный сельскохозяйственный налог и кучу местных — на ловлю рыбы, на постройки, на поголовье скота, на все транспортные средства вплоть до велосипедов и еще разовые сборы на колхозных рынках. Размер налога на личное подсобное хозяйство был на 100% больше налога на колхозников.

Налоги на доходы от подсобного хозяйства собирали раньше, чем они возникали. С каждой яблони, с каждой головы птицы, с каждой свиньи. Со всего, что чисто теоретически может помочь человеку произвести доход. “Бог терпел, и нам велел терпеть” — так, по рассказам моей свекрови из Орловской области, сказали ее односельчане, когда в 1960-х узнали, что пришло решение брать налог с каждой яблони. И они пошли их рубить. За ночь в деревне не осталось ни одного яблоневого сада.

Рубили не только возможности людей добывать для себя деньги, убивали их потребность зарабатывать. Сегодня 30-летний внук моей покойной свекрови отбывает по восемь часов ничегонеделанья в райвоенкомате, получая гроши, но никуда не рвется. В сознании большой части народа прочно засело убеждение, что деньги растут-таки на деревьях, только обычному человеку до них не дотянуться. Может, на тех самых, срубленных, они и росли, теперь-то уже не проверить.

Это и есть внутренняя колонизация: деревня, то есть колония, оплачивала жизнь метрополии — закладку флагманов промышленности и жизнь городов-витрин. Оплачивала не только белые булки и праздничные демонстрации, но — уже вместе с рабочими флагманов — и достижения в области балета, атомную бомбу, полеты в космос.

Эти достижения были реальными, невероятно впечатляющими, если не принимать в расчет уплаченную за них цену. Но они оставались парадными экспонатами витрины, демонстрируя величие страны, где в деревне и тысячах мелких городков не было ни сортиров, ни порой даже электричества.

Лимита в СССР: как жили и работали «крепостные»

Экономической основой сталинского СССР, который сейчас культивирует в РФ госпропаганда, являлась сверх-эксплуатация села. По уровню экономического и административного прессинга это были самые тяжелые времена для русских крестьян.
Как пишут ученые, созданная коммунистами в 30-х годах прошлого века система сверх-эксплуатации русского крестьянства условно делилась на три части:

– отработочная повинность;
– натурально-продуктовая повинность;
– денежная повинность.

Отработки

Каждый советский крестьянин был обязан отработать определенный минимум «трудодней» как в колхозе, так и на общественных работах. В трудовую повинность также включались вполне себе средневековые «обязательства» по гужевым, строительным отработкам, работе на лесоповале, ремонте дорог и так далее. В 1939 году постановлением ЦК ВКП (б) и СНК СССР было определено, что обязательный годовой минимум трудодней для женщин в возрасте от 16 до 55 и мужчин от 16 до 60 лет в колхозах устанавливается в размере 60-100 в год. В 40-50-х годах этот минимум был увеличен и к моменту смерти Сталина составлял уже усреднено 150 трудодней в год для женщин и 200 – для мужчин.

Окончательно такая система принудительных отработок исчезла лишь в 1969 году, когда колхозникам была гарантирована зарплата не реже 1 раза в месяц.

Колхозникам за трудодни полагалось, конечно, некоторое вознаграждение, однако его размер обычно был весьма и весьма низким, а часто они вовсе не оплачивались. К примеру, из оплаты трудодней колхозников, работавших возчиками на лесозаготовках, до 50% забирал себе колхоз. Зимой 1940-1941 годов на лесозаготовках трудилось до 1 миллиона советских крестьян. Ряд отработок был бесплатным. Так, в сталинской России каждый колхозник с 30-х годов должен был отработать 6 дней в году на строительстве и ремонте местных дорог (единоличники – 12 дней). Эта повинность была отменена лишь в 1958 году. В 1933-1937 годах всего на строительство и ремонт дорог было мобилизовано 79 миллионов человек, а также 161 тысяча автомобилей и 35 тысяч тракторов.

Натуральный оброк

В 1932-1933 годах советские колхозники получили «обязательства» по государственным поставкам. Как правило, это был перечень видов сельскохозяйственной продукции, которые производили колхоз и личные подворья крестьян. С 1934 года размер поставок с дворов крестьян-единоличников и колхозников был уравнен, а с 1940 года в стране был введен погектарный принцип исчисления обязательных поставок с колхозов, который затем распространился и на приусадебные участки крестьян.

Уровень оброка в сталинском СССР в ходе его истории неуклонно повышался. Если в 1940 году колхозный двор был обязан сдать в год 32-45 килограммов мяса (единоличники – от 62 до 90 килограммов), то в 1948 году – уже 40-60 килограммов мяса. По молоку обязательные поставки выросли в среднем со 180-200 литров до 280-300 литров в год. В 1948 году колхозный двор также был обязан сдавать ежегодно от 30 до 150 куриных яиц. Госпоставки также регламентировали количество шерсти, картофеля, овощей и т.п. продуктов с каждого колхозного приусадебного участка.

При этом, что немаловажно, от уплаты обязательных поставок, например, по мясу и яйцам, не освобождались дворы, которые не имели мясных животных (это произошло лишь в 1954 году) или кур (их можно было заменить денежными выплатами или иными продуктами). Лишь после смерти Сталина в 1953 году государство снизило объемы таких поставок, в связи с чем советские колхозники на радостях даже сочинили поговорку – «пришел Маленков, поели блинков». Окончательно оброк у советских крестьян был отменен в 1958 году.

Денежная повинность

Эти повинности делились на государственные, местные налоги, «добровольно-принудительные» сборы и займы. Самым «древним» в СССР был сельскохозяйственный налог, введенный еще в 1923 году. После «угара» НЭПа, он был приспособлен для новых реалий. Этим налогом облагались все возможные доходы крестьянской семьи в любой сфере. В 1933-1938 годах каждое хозяйство платило в среднем 15-30 рублей в год. С 1939 года твердые ставки сельхозналога были заменены прогрессивной шкалой, что позволило государству постоянно увеличивать его размеры. В среднем размеры налога с вмененного денежного дохода составляли около 7-11%. Такие относительно небольшие, на современный взгляд ставки, не должны вводить в заблуждение – ведь налогооблагаемая база рассчитывалась по придуманной государством «доходности».

С началом войны в 1941 году для крестьян была введена дополнительная надбавка к этому налогу в размере 100% от его объема (заменена военным налогом в 1942 году, который составлял от 150 до 600 рублей в год с члена хозяйства). Суть этого налога заключалась в том, что государство устанавливало размер получаемого с подворья объема производства сельскохозяйственной продукции и так называемые расчетные нормы ее доходности. По сути, это был инструмент открытого грабежа крестьян со стороны государства.

К примеру, большевики считали в 1940 году, что годовая доходность коровы – 600 рублей. Помимо того, что крестьянин с нее был обязан уплатить натуральный оброк (обязательные госпоставки в виде молока и мяса), а также госзакупки (как правило, это касалось более колхозов, но часто эти сборы платили и сами крестьяне) по мясу и молоку по специально заниженным ценам, он еще должен был выплатить до 50-60 рублей деньгами за нее. В таком свете видно, что ни о каком «малом» давлении налогового пресса говорить не приходится.

Как правило, реальное состояние хозяйства крестьян финансовые органы мало волновало.

В 1942-1943 годах нормы доходности были увеличены в 3-4 раза, соответственно, вырос объем вмененного сельхозналога. Затем этот налог (точнее, нормы доходности) четырежды возрастали в 1947-1948 годах. Следующее увеличение пришлось на 1950 год. А в 1952 году состоялся апофеоз сталинской налоговой живодерни – налогом были обложены цыплята, новорожденные поросята, телята и ягнята. Кроме того, сельхозналог колхозники были обязаны платить и с продуктов (овощи, картофель), которые им выплачивались в колхозе за трудодни (причем с этих выплат колхоз брал налоги, поэтому получалось как бы двойное налогообложение для каждого агрария).

Если в 1940 году расчетная норма доходности коровы, как уже было указано выше, составляла 600 рублей, то в 1948 году – 3500 рублей, свиньи – 300 и 1500 рублей, соответственно, сотки картофельного огорода – 12 и 120 рублей, козы или овцы – 40 и 350 рублей, соответственно. Многие советские крестьяне вынуждены были переходить на содержание так называемых «сталинских коров» – коз, которые в налоговом плане обходились дешевле.

Стоит также отметить, что льготы по сельхозналогу, которые имели инвалиды, ветераны войны, нетрудоспособные крестьяне и ряд других категорий советских илотов, во второй половине 40-х годов по большей части были упразднены. Если в 1947 году средний двор в РСФСР в год платил до 370 рублей сельхозналога, то в 1951 году – уже 519 рублей. Необходимо понимать, что продать на колхозном рынке какие-либо продукты, чтобы расплатиться с налогом было непросто – во-первых, из-за снижения цен на продукты, во-вторых, из-за административных и налоговых сложностей. В результате постоянно росло число должников (их задолженность была прощена лишь в 1953-1954 годах).

Лишь после смерти Сталина размеры сельхозналога были существенно уменьшены, а к 1965 году они в среднем составили лишь около трети от уровня 1951 года.

Помимо этого налога, советские крестьяне были обязаны покупать облигации государственных займов (они выпускались в 1927-1958 годах, СССР их не оплатил, произведя по сути дефолт по этим обязательствам). Кроме того, каждая колхозная семья была обязана уплачивать «добровольные сборы» – так называемое самообложение.

В области косвенных сборов сталинский СССР был местом, где мало кто из современных неосталинистов захотел бы жить. Так, крестьяне и даже горожане были обязаны платить налог за рыбалку (что сегодня почему-то возмущает патриотическую общественность, когда с подобными предложениями выступает кто-либо из тандема), налог на холостяков и малодетных, налог на собак, налог на транспортные средства (платить надо было даже за велосипеды) и так далее.
Личные подворья крестьян, которые постоянно подвергались урезанию, были самым эффективным поставщиком продуктов в СССР – несмотря на скромную долю в общем фонде сельскохозяйственных земель (не более 5-7%), они давали по обязательным государственным поставкам в 1940 году до 30% всего картофеля в стране, мясу скота и птицы – 25 %, яйцам – 100%, молоку – 26%, шерсти – 22%.

В заключение необходимо сказать, что за отказ от выполнения повинностей государству крестьян ожидали как штрафы, так и высылка. Несмотря на декларируемые современными сталинистами и госпатриотами тезисы о якобы бесплатном образовании в СССР, сельские школы (в которых училось абсолютное большинство населения тогдашнего СССР) были обязаны содержать сами колхозники и за свой счет платить довольствие учителям, а также оплачивать учебники и прочие материалы. Это же касалось детских садов (если они вообще были в колхозе), больниц и других учреждений социальной сферы.

Ссылка на основную публикацию