Почему молодые учителя уходят из школ: причины

Непедагогично, зато честно. Молодой учитель рассказал, почему уйдет из школы после отработки по распределению

Учитель английского Сергей Гвардеенко не был отличником. Он пошел в педагогический вуз, потому что знал: на лингвистический не хватит баллов. Он не пытается перевоспитать учеников, которым неинтересен его предмет, и собирается уйти из школы после отработки по распределению. Сергей не из тех педагогов, которых принято ставить в пример, но часть молодых специалистов схожа с ним в мыслях. Правда, обычно они не высказывают эти мысли вслух.

Из небрежного ученика — в неформального учителя

В квартире Сергея Гвардеенко висит метровый портрет Ленина, когда-то купленный отцом в колхозе за 5 долларов. Это символично. Первый советский вождь еще в конце XIX века завещал: «Учиться, учиться и еще раз учиться!». А хозяин квартиры в начале XXI ликвидирует языковую безграмотность в пятых, шестых, восьмых и девятых классах 81-й минской школы.

4 октября в Беларуси отмечается День учителя.

Сам Сергей в школе не был отличником. Его средний балл аттестата — 4,9 по 10-балльной системе. Вуз он выбирал так, чтобы в дипломе было написано «Английский язык». Поскольку баллов на бюджет в лингвистический университет не хватило бы, он даже не пытался подавать документы туда и поступал в БГПУ. Прошел на бесплатное отделение со второй попытки. Получил-таки отметку «Английский язык» в дипломе. Кроме этого, может преподавать историю и обществоведение.

— Я выбрал английский, потому что в нем я готов ответить детям на любой вопрос. Я увлекаюсь этимологией, могу объяснить, откуда слово пришло в английский язык, почему оно так произносится. Ведь что такое английский? Это «трасянка» из французского, немецкого и местных галльских наречий.

До 7 класса Сергей был троечником по иностранному. Потом начал слушать музыку на английском, и появилась мотивация выучить язык.

— Конечно, сначала у меня был такой лексикон, что можно было гробовщиком на кладбище работать, — смеется учитель.

Лексикон гробовщика он сформировал, слушая западный готик-рок и хэви-метал. Сергей и сам сочиняет музыку, правда, в данный момент только в стол. Когда-то он играл в дэз-рок-группе с леденящим душу названием «My Coffin Rats» (в переводе «Крысы из моего гроба». — TUT.BY), выступал в Минске, Киеве и Питере. Ему до сих пор импонирует готическая субкультура. Отсюда и черный ирокез на голове, и кот по имени Фауст в квартире.

— Сцена научила меня вживаться в образ. В школе я большой и страшный Сергей Сергеевич. А так-то я парень 25 лет, который летом бегает в шортах, катается на велосипеде, носит ирокез и бреет виски.

На удивление, директора школы неформальный внешний вид не коробит.

— Был период, когда я ходил с распущенным ирокезом в школу. Мы обсуждали этот вопрос с директором. Она сказала, что ей все равно, но чтобы не иметь проблем с родителями, нужно как минимум собирать волосы в хвост. А так я весь прошлый год ходил в костюме и белой рубашке, — говорит Сергей.

Дети тоже приняли его особый стиль как данность и не выделяли среди других учителей. Сначала такое отсутствие детского интереса к чему-то нестандартному даже разочаровало его.

Принципы работы: не завышать оценки, не тратить нервы впустую, ограждать личную жизнь от школы

После БГПУ Сергей Гвардеенко попал в 81-ю столичную школу на улице Ольшевского. Попал — и понял, что в университете ему многое о профессии не рассказали. Например, о том, что программа, составленная в министерских кабинетах, «барахлит» в школьных.

— Уроки вылетают довольно часто. В министерстве, наверное, представляют себе детей, которые все 45 минут внимательно слушают, не шумят и ничего не забывают. Как быть, если задание в учебнике основано на «домашке», а 6 человек из 7 ее не сделали? Или тему не поняли, хотя объяснял? И структура урока летит к чертям, потому что приходится откладывать новое и закреплять старое. И, конечно, часто вылетает концепция «Ни слова по-русски».

В работе с детьми он придерживается нескольких принципов. Во-первых, не завышать оценки. Во-вторых, не тратить энергию на учеников, которым неинтересен его предмет.

— Чем старше класс, тем больше апатия к предмету. Но это нормально, потому что ученик уже знает свои приоритеты. Если ребенку не нужен английский, при этом он не мешает другим получать знания, я позволю ему заниматься своими делами. Например, делать домашнее задание по другому предмету, — объясняет Сергей.

Он не расстраивается, если видит, что школьник равнодушен к английскому. И плохим педагогом себя из-за этого не считает.

— Не нужно быть перфекционистом, потому что нервы сгорят очень быстро. Мне нравится заставить человека думать. Расстраиваться из-за того, что он не захотел работать? Я свое дело сделал. Я объяснил как мог. Тем, кто попросил повторить, я повторил. Если ребенок этого не сделал — ему не надо. Я не буду разговаривать со стенкой. Я только потеряю энергию, которая мне еще пригодится на следующем уроке.

В этом учебном году Сергей получил классное руководство в 5 классе. По мнению учителя, ему повезло и с учениками, и с родителями. Денежные поборы тоже не легли тяжким грузом на его плечи: в сборах на питание активно участвует староста, на нужды класса собирает родительский комитет.

— Мне дали классное руководство только в конце августа. Родители были свято уверены, что у них будет женщина. Поэтому чтобы утащить охапки цветов, что они принесли на 1 сентября, мне пришлось звонить своей девушке, — смеется учитель. — Никто из родителей на меня косо не смотрел ни из-за внешнего вида, ни из-за молодости. Все вопросы с ними я стараюсь решать четко и быстро. Сразу всем объяснил, что если ребенка нет, должна быть или справка, или заявление. Но у меня 5 класс, прогульщиков и курильщиков еще нет.

При этом курит сам классный руководитель. В его профиле «ВКонтакте» выложены фотографии с сигаретой. Сергей говорит, что не скрывает свою вредную привычку, но и не афиширует ее. На работе устраивает перекуры только за территорией школы. Но если ученики спрашивают — отвечает честно.

— В школе курю не я один. Только другие педагоги «шифруются», а я нет. Я считаю, что от детей такое лучше не скрывать. Вообще, врать им не стоит, иначе потом они будут врать нам. Если ребенок не дурак, он не закурит. А даже если закурит — меня это плохим человеком не сделало. Я курю с 13 лет.

Сергей не удаляет из интернета свои фото с сигаретой еще и потому, что хочет «сохранить среду общения для себя». Это его третий принцип в работе — разделять школьную и личную жизнь.

У него на стене во «ВКонтакте» висит суровое предупреждение «Уважаемые учащиеся 81-й школы! Не стоит докучать мне по поводу моих личных дел. Не стоит трогать меня в выходные. Вопросы задавать — строго по поводу английского».

— Мы все привыкли считать, что учитель — это существо, не имеющее личной жизни. Но он точно так же хочет отдохнуть, хочет вместе с костюмом снять с себя обязательства, маску строгого педагога. Мне очень повезло, что я живу далеко от школы, потому что я никогда не встречаю своих детей.

Что мешает остаться в школе? Зарплата, бумаги, «обязаловки»

Вместе с классным руководством Сергей получил в нагрузку ворох документов, которые надо заполнять. Из-за бумажной работы сентябрь у него выдался напряженным. В первую очередь классруку надо заполнять журнал — и без единой помарки.

— Я как-то не научился писать чисто. Где-то не ту дату напишешь, а зачеркнуть и переписать нельзя. В прошлом году приходилось кое-где лезвием подтирать. Хотя я считаю, что это дикий формализм. Если это оценка — другое дело, но зачем эти драконовские правила с датами.

Еще он должен составлять соцпаспорт класса, КТП (календарно-тематическое планирование), записывать в журнал ОВР (мероприятия по организационно-воспитательной работе) и заполнять акты ЖБУ (жилищно-бытовых условий).

— ЖБУ — это нужная вещь, и это работа классного руководителя. Я хожу по квартирам учеников и смотрю, в каких условиях они живут. Почувствовал себя чекистом, когда взял классное руководство. Знаю телефоны всех родителей, их даты рождения, метраж квартир… — с улыбкой перечисляет учитель. — Документы, конечно, создают проблемы для начинающего педагога. В прошлом году я уходил из школы в 2 часа дня. В этом сентябре — не раньше 4−5 часов. Но это первый месяц, дальше будет легче.

При этом, обращает внимание Сергей, формально на классное руководство отведено 5 часов в неделю. Кроме этого, есть еще 21 час уроков и 2 часа факультативов. Он еще не получал расчетный листок за сентябрь, но предполагает, что в этом году ему должны платить около 5,5 миллиона.

— Конечно, это мало, особенно для мужчины, — пожимает плечами он. — Труд учителя стоит гораздо больших денег, чем за него платят.

Кроме работы с бумагами и зарплаты Сергею не нравятся разнарядки, которые спускаются в школу.

— Налево и направо. Замечательный случай был, когда на шестом уроке, незадолго до перемены, приходит приказ собрать 25 человек и вести создавать массовку в «Минск-Арену». Прозвенел звонок, дети убежали. Мы пошли остатки по кружкам собирать, кого-то вызвонили из дома, в итоге набрали человек 10, — вспоминает молодой человек. — Ладно, в музеи с ребятами по субботам надо ходить. Это полезно. Но когда нужно бежать на массовку или на субботник… Само слово приказ — а это всегда приказы сверху — не может соотноситься со словом «ребенок». В итоге-то мы детей привлекаем.

Приказы сверху, инертность учителей, страх перед начальством из исполкома — белорусская школа пропитана советским духом, считает Сергей. Частично он жив благодаря самим преподавателям.

— Школа стареет. Учителя никуда не уходят, потому что некуда. Моя мать преподает химию 25 лет. Я спрашивал, все ли ее устраивает. Не все. Почему не уходит? «А кому сейчас нужна женщина под 50 с педагогическим образованием?». Учитель, поработав в школе какое-то время, становится пассивным: «Надо? Ну ладно, пойдем. За отгул же».

Сергей шел в педагогический вуз не ради преподавания и был далеко не единственным случайным студентом БГПУ. Многие однокурсники пришли ради «корочки» и мыслили так: главное — продержаться 2 года на распределении, а потом — свободная птица.

Сам он называет себя «в некоторой степени мотивированным учителем». Говорит, что вуз привил ему интерес к преподаванию, и он с удовольствием остался бы в школе, если бы не три «но» — зарплата, бумаги и «обязаловки».

— У многих молодых педагогов как? Сколько платят, на столько и работаю. Если поспрашивать знакомых, такое мнение часто можно услышать. И вправду, молодой учитель пришел в школу, он понимает, что у него есть еще перспективы, особенно если есть язык. Он понимает, что надо 2 года отработать и уйти. Главное — продержаться.

Для себя Сергей уже решил: ближе к концу учебного года пойдет на курсы, связанные либо с IT, либо с переводами.

— Обычно люди берут себе второе образование, проходят курсы или подучивают специфическую лексику и идут в переводчики. Медицинские, технические тексты сейчас очень востребованы к переводам. Кроме того, зная английский, сейчас можно без особых проблем влиться в IT-сферу.

Если подвернется место получше, чем в школе, Сергей без раздумий оставит свою 81-ю. Непедагогичное признание со стороны учителя, конечно, зато честное.

Почему учителя уходят из школы? И не только в России

У меня в этом году юбилей: 20 лет, как я не работаю в школе. Если бы осталась, через два года могла бы получить пенсию по выслуге лет. Но как же я рада, что ушла! Даже несмотря на продолжительный отпуск, короткий рабочий день и стабильность бюджетного учреждения.

За эти годы многое изменилось: выросла зарплата, учителя получают президентские гранты, а школы – современное компьютерное оборудование. Но учителя продолжают уходить. И причины все те же.

1. Маленькая заработная плата. В 1990-х зарплаты начинающего учителя едва хватало на коммунальные платежи. Но и эти смешные суммы задерживали на два-три месяца. Сегодня платят больше и вовремя, но молодой учитель зарабатывает меньше, чем кассир в супермаркете.

Помню, одна из бывших коллег продавала нам красную икру в счет будущей зарплаты. Ее сыну, летчику, тоже не платили вовремя, и он привозил из командировок икру в эмалированных тазиках. Через месяц мы уже не могли смотреть на этот деликатес.

«Я ушла потому, что, работая в четырех местах педагогом, зарабатывала за месяц меньше, чем за выходной – свадебным декоратором», – вспоминает Наталья из Майкопа, бывший учитель математики и информатики, сейчас – владелец салона торжеств.

«Очень мало платили учителям, – соглашается Людмила (Москва), бывший учитель английского языка, сейчас – сотрудник рекламного агентства. – Даже с репетиторством получалось очень мало».

2. Сложные отношения с коллегами и начальством. Педагогические коллективы часто очень похожи на серпентарий. Хотя, конечно, там можно встретить приличных людей: со многими бывшими коллегами мы до сих пор дружим.

У нас была прекрасная кафедра иностранных языков. Мы все время что-то организовывали, для детей и для себя. Отмечали праздники, ходили вместе в театр, пытались учить друг друга иностранным языкам (с тех пор в памяти осталась пара десятков французских слов).

Общие настроения в школе были такие: человек человеку волк, дети – не люди, молодые учителя – полулюди

Но в большом школьном коллективе все было не так позитивно. Нам откровенно завидовали. Так и говорили: «Что это «иностранцы» такие радостные?» Общие настроения в школе были такие: человек человеку волк, дети – не люди, молодые учителя – полулюди.

«Я не видела заинтересованности руководства в реальных знаниях учеников, – соглашается Эльвира (Москва), бывший учитель физики, затем. – Мне прямым текстом говорили, у кого «в любом случае» должны быть хорошие оценки».

3. Отсутствие перспектив. Быстро сделать карьеру в школе не получится: лишь через несколько лет работы можно оформить вторую, затем первую и высшую категорию, чтобы получить надбавку к зарплате в размере 15-20%.

В какой-то момент мне стало казаться, что, проверив ошибки в 30 контрольных работах, я сама забываю, как писать правильно. Меня это очень расстраивало, а от мыслей о том, что и через 5, 10, 20 лет я буду все так же работать учителем, мгновенно портилось настроение.

«Не было ни карьерных, ни финансовых перспектив. И надоело каждый год повторять детям одно и то же», – вспоминает Нехама (Иерусалим), бывший учитель истории, граждановедения и философии, сейчас – HR-специалист.

4. Ненормированный рабочий день. Те, кто никогда не работал в школе, уверены, что учителя заняты всего полдня. Но после уроков случаются совещания, нужно проверять тетради, заполнять журналы, писать тематические планы. И к урокам тоже надо готовиться. Над планами уроков я «зависала» часами: хотелось не просто провести с детьми время, а действительно чему-то их научить.

«Я работала в школе-интернате и не могла отключиться от работы дома: думала, как помочь ученицам. И это отнимало энергию», – делится Нехама.

«Я проработала в школе всего несколько месяцев в юности, на волне энтузиазма. Сразу получила класс, в который собрали детей с низкой успеваемостью, – вспоминает Эльвира. – Особенно плохо дела обстояли с физикой: внешнюю проверочную работу все дети написали на двойки. Но разве юность боится препятствий? Я готовилась к урокам как к спектаклю на языке формул».

5. Ответственность за детей и воспитательные моменты. Все, что происходит с детьми по дороге в школу, в школе и по дороге домой, – ответственность учителя. И когда случается что-то серьезное, учителю приходится несладко.

Когда я работала в школе, ученик на перемене выпрыгнул из окна второго этажа, чтобы что-то доказать одноклассникам, и сломал позвоночник. Учителя в классе не было: в тот день она была дежурным администратором и не могла находиться в двух местах одновременно. После долгих судебных разбирательств ее уволили по статье и обязали выплатить денежную компенсацию семье мальчика.

«Главная цель учителя в обычной школе – это не научить, а удержать, – рассказывает Людмила. – Жаль, но большую часть времени приходилось тратить на воспитательные беседы, а не на сам предмет. Учителя орали на детей: только так старшеклассники хоть как-то слушались. Громче всех могла кричать завуч, ее боялись больше всех. При этом завуч была прекрасной женщиной и хорошим специалистом. Как я потом узнала, она умерла в 48 лет от инфаркта».

6. Отношения с родителями учеников. Найти общий язык с детьми несложно, чего не скажешь о родителях. У них, как правило, множество претензий к школе и каждому учителю.

Однажды ко мне на урок ввалилась шумная, ярко накрашенная дама, которая с порога начала учить меня преподавать английский. У нее – мамы одного из учеников – не было педагогического образования, английского она не знала, но зато точно знала, как надо.

Дама говорила и говорила… Пришлось применить запрещенный прием: стукнуть толстым англо-русским словарем по столу. От неожиданности дама замолчала. Я предложила ей заменить меня на уроке. «А я посижу на последней парте и поучусь», – заявила я. Критиканша сдулась и попятилась к двери. Больше я ее не видела.

Я не виню учителей. Никого, никогда. Они все немного герои

«Сложно было с родителями детей: я была молодая, своих детей у меня еще не было, и я не совсем понимала, чего от меня хотят, – подтверждает мою мысль Наталия (Клайпеда), бывший учитель английского языка в школе, сейчас преподает язык в частном порядке. – Родители требовали, чтобы я опекала детей, а у меня не получалось. Отдельная история – родители, которые всегда знают, как на самом деле должно быть…»

«В школе было очень сложно. И я сбежала. Не смогла, не стала напрягаться ради детей, большинству из которых ничего не нужно, – вздыхает Людмила. – Но сама я никого из учителей не виню – никогда. Они все немного герои».

Ни один из моих однокурсников не работает в школе. И это очень грустно, потому что у нас был очень талантливый выпуск. Эти люди могли бы стать прекрасными учителями, но преуспели в других областях. Хочется надеяться, что ситуация изменится и школа станет комфортным местом как для детей, так и учителей. И у нас, родителей, появится много поводов не ругать, а хвалить школу.

ЕГЭ глазами учителя

В последние годы к школе много претензий. Родители сетуют, что едва ли не половину семейного бюджета приходится тратить на репетиторов. Дети жалуются на неуважительное отношение учителей и огромные домашние задания, которые никак не связаны с ЕГЭ. А что думает об экзамене «обвиняемая сторона» – учителя?

Незнание – сила: почему некомпетентные люди не понимают своей некомпетентности?

Люди, от природы лишенные чувства юмора, обожают рассказывать анекдоты. Автомобилисты, едва способные держаться в своей полосе, учат других управлять машиной.

Почему молодые учителя уходят из школы? 6 историй о наболевшем

Не всегда маленькая зарплата является первопричиной ухода из профессии, и педагоги – не исключение. Почему молодые педагоги не хотят учить детей «разумному, доброму, вечному», а педагогические ВУЗы не могут «заманить» студентов даже низкими проходными баллами?

Источник фото: paidagogos.com

Через 10 лет в профессии осталось только 5 из 48

В этом году наш выпуск педагогического университета праздновал юбилей – 10 лет со дня окончания.

Когда мы, бывшие школьники, готовились к поступлению на бюджетное отделение филологического факультета, конкурс по специальности составлял почти четыре человека на место.

И большинство студентов, на самом деле, готовились стать учителями.

Источник фото: drrichswier.com

Через десять лет, собравшись и активно обсуждая прошедшие годы, подсчитав, обнаружили, что из 48 подготовленных специалистов в профессии остались только пятеро.

И хотя проблема маленькой заработной платы тоже звучала, но большая часть причин «не быть учителем» денег не касалась.

Марина, бывший учитель, стаж – 4 года

Сейчас ИП – готовит торты и пирожные на заказ.

Учитель звучит гордо – теперь это больше похоже на насмешку. В свое время, я очень хотела работать в образовании: было не только желание, но и знания, подтвержденные красным дипломом.

За четыре года преподавания я перестала ощущать гордость за свою профессию: родители учащихся могли устроить мне форменную истерику, встретив в торговом центре, требуя объяснить, почему их ребенку выходит плохая отметка за четверть.

Источник фото: escuelapedia.com

Некоторые мамы или папы, придя в школу, позволяли себе кричать и угрожать педагогу в присутствии детей.

Я стала чувствовать себя обслуживающим персоналом. Мне кажется, сейчас к официантам относятся уважительнее, чем к молодым учителям.

Татьяна, бывший учитель, стаж – 5 лет

Сейчас занимается агроэкотуризмом.

Унизительные поборы стали окончательной точкой в моем нежелании учить детей «разумному, доброму, вечному».

Источник фото: www.youphil.com

Необходимо было просить денег у родителей на все: кусочек линолеума возле дверей, покраска стен или поклейка обоев, шторы, новые современные пособия, деньги на ремонт в школе, необходимые для детей наглядные пособия в класс.

Сейчас для этого есть родительские комитеты, раньше «с протянутой рукой» ходил учитель.

В школе не было даже перфоратора, чтобы прибить этот несчастный линолеум, приходилось искать и просить вечнозанятых пап, объяснять, что именно его ребенок будет ходить по чистому новому покрытию.

Источник фото: 900igr.net

А сколько родителей возмущалось вымогательствами денег! Не объяснить каждому, что от меня «сверху» требуют соблюдать санитарные нормы и именно меня накажут лишением премии, если я не исправлю указанные ошибки.

Кристина, бывший учитель, стаж – 5 лет

Сейчас – офисный работник. После отработки распределения, вышла замуж, ушла в декретный отпуск, потом вернулась в профессию и все-таки ушла через три года.

Уходила, потому что выбрала сохранение своей семьи. Постоянно ругались с мужем из-за моих очередных неоплачиваемых «походов» с классом на выходных, на субботники, в музеи, из-за вечных задержек на работе, из-за ночных проверок тетрадей, моего постоянного контроля чужих детей.

Да, я обязана была знать, что делают мои школьники и даже их родители в выходные, праздничные дни, во время летних каникул, а иногда и проверять все это.У своего ребенка не успевала ни домашнее задание проверить, ни на утренник к нему сходить.

Апогеем стал выговор мне как классному руководителю и мои объяснительные директору школы за то, что мой ученик пьяным подрался вечером в субботу на дискотеке и попал в милицию – это же я не уследила.

Муж сказал, что больше не выдержит этого безумия и статуса отца-одиночки, и поставил перед выбором – я выбрала семью.

Светлана, бывший учитель, стаж -3 года

Сейчас ИП – фотограф.

В университете нам рассказывали, как проходит процесс обучения в других странах: функции классного руководителя выполняет один человек (что-то, вроде, мастера или воспитателя), обучает же педагог, которого никак не касаются все обязательные школьные мероприятия и рукописные отчеты-характеристики.

Я просто выгорела… Удивляюсь, как другим удается работать так долго?

Возможно, хотела бы вернуться, но при воспоминании о сборе денег на питание, субботниках, сборе детей на какие-то концерты, подготовка песен-танцев на эти же концерты, посещение неблагополучных семей, составление характеристик, каких-то постоянных бумаг в образование и все остальное, помимо моей непосредственной функции обучения – даже самое сильное желание быть учителем пропадает.

Екатерина, учитель, стаж – 10 лет

Осталась в профессии, можно сказать, вопреки всему.

Для того, чтобы работать в школе, необходимо научиться обозначать границы: это – моя личная жизнь, а вот это – моя работа, которая только часть моей жизни.

Большинство учителей не озлоблены, просто они научились «не касаться душой каждого ребенка», иначе, и правда, слишком быстро сгоришь или не останется сил ни на себя, ни на семью.

Я готовлю детей к поступлению и сдаче ЦТ, обсуждаю с ними повседневные дела, беседую с родителями, но не завожу себе среди них друзей или побратимов. Работа есть работа, и она мне нравится.

Источник фото: holidays.ru

Ольга, бывший учитель, стаж – 3 года

Сейчас – воспитатель в детском саду. Очень любит детей, поэтому осталась в образовании, только направление поменяла.

Я, конечно, и здесь всем «должна» и «обязана», особенно об этом любят говорить родители, но с малышами проще, они еще не так испорчены любящими мамами и папами.

Сейчас все принято валить на детей: «не хотят ничего делать, не учатся», а кто же их этому учит? Чему может научить мама, поднимающая голову от интернета в телефоне, только для того, чтобы требовательным голосом что-то спросить?

Источник фото: estet-portal.com

Во все века дети такие, какими их воспитывают родители. Как бы не пытались функцию воспитания молодого поколения полностью передать школе, все равно, все начинается из семьи.

А почему, на ваш взгляд, молодые учителя уходят из школы?

Змеиный клубок, зарплата, дети. Почему учителя уходят из школы

Анна К., Волгоград, 28 лет, учитель математики

Когда я окончила институт, я даже не планировала работать в школе — думала, это не моё. Мечтала поступить в другое место абсолютно, но так сложилось, что окончила факультет математики, потом поступила в магистратуру, и нужно было где-то работать, при этом совмещать с вечерним обучением. Так я попала в школу. Причём устроилась в ноябре, когда уже начался учебный год и всех учителей набрали. Школа была не самая лучшая в нашем районе — в параллели всего 1-2 класса. Мне достались 5-6-7 классы. Вроде бы и ничего, но зарплата копеечная. Я, как молодой специалист, получала на руки всего 10 000 рублей. Плюс стали кататься на шее, то поезжай бумажку отвези, то на курсы какие-то никому не нужные засунут. Да ещё, как оказалось, в нашей школе была просто неадекватная директриса, которая оскорбляла нас, учителей, в коридорах, при детях. Я шла в школу, у меня просто ноги подкашивались, и не потому, что дети орут весь урок, а потому, что директор не в себе. В итоге из той школы разбежался весь коллектив, остались одни бабушки, которым просто некуда было идти. Меня хватило на два года. Потом я просто не выдержала, пришла, написала заявление об уходе и начала заниматься репетиторством.

Если бы я изначально в какую-то другую школу попала, возможно, я бы и осталась работать. Мне это нравилось. До сих пор я общаюсь с некоторыми учениками, но, если вспомнить тот коллектив, атмосферу, «змеиный клубок», то нет, я не жалею, что ушла. Для примера расскажу случай. Был у нас в школе молодой преподаватель информатики, который иногда подвозил меня. Он просто ехал мимо моей остановки, видел, что я стою, мёрзну зимой, и совершенно бескорыстно подбрасывал до работы. Так выяснилось, что на работе на него имела виды одна из учительниц, хотя он был давно женат. И вот эта преподавательница пришла со мной разбираться, якобы, у нас с ним роман. А перед этим расцарапала информатику всё лицо чуть ли не на уроке. И такие «скандалы-интриги-расследования» случались в нашей школе чуть ли каждый день. Зачем мне это надо?

Шесть лет я учу детей на дому и понимаю — это моё. Здесь каждый участник заинтересован в процессе, дети нервы не мотают, да и я, собственно, ни к чему не привязана. А заработки в четыре раза выше, чем я получала раньше в школе за месяц.

Татьяна Ткаченко, Краснодар, 55 лет, учитель истории

В середине 80-х я получила диплом историка и начала работать учителем в обычной краснодарской школе. Сразу пришло понимание, что я выбрала более сложную профессию, чем казалось. Мало хорошо знать свой предмет и интересно его преподавать — нужно понимать детскую психологию, быть искренним, терпеливым. Но трудности не пугали, потому что работа приносила моральное удовлетворение и давала ощущение нужности. В то время педагоги пользовались большим уважением общества, да и государство о них тоже не забывало.

В 90-е ухудшилось не только отношение к учителям, но и условия работы. Но на тот момент я уже привыкла к школе и просто не могла представить жизнь без своих учеников. Общение с детьми помогает держать себя в тонусе и быть в тренде, как сегодня говорят. С ними, особенно с мальчишками, намного проще быть честной. В общем, я продолжала работать с надеждой на лучшее. И в двухтысячных годах действительно произошло немало позитивных перемен. Нам повышали зарплаты, стали давать президентские гранты. В 2006 году я тоже получила грант. Но работать становилось всё труднее при том, что отдача от моего труда уменьшилась.

Учителей завалили пресловутой бумажной работой, из-за которой стало оставаться меньше времени на детей и самообразование. Мы стали составлять разные таблицы успеваемости учеников, сдавать табели посещаемости, писать тематические планы, которыми раньше занимались методисты. К обычным журналам добавились электронные, которые нужно параллельно вести. После уроков ещё нужно несколько часов просидеть с бумажками, перед компьютером. На педсоветах стали меньше говорить о детях и больше — о документации. Учителя начали шутить, что дети мешают работать. А вышестоящие органы вместо того, чтобы помогать нам, устраивали бесконечные проверки. В результате я стала уставать сильнее, чем в те времена, когда у меня было больше детей и классов.

Правы люди, называющие учительство призванием и образом жизни. Я никогда не жалела, что выбрала этот путь. Школа многое мне дала. Одни только слова благодарности бывших учеников спустя много лет очень дорогого стоят. Кстати, как ни странно, троечники порой оказываются куда более благодарными, чем отличники. С некоторыми из ребят мы стали хорошими приятелями. Дети — это главное, что держит в школе, ради них хочется работать. И всё-таки с годами начинаешь задумываться о соотношении приложенных усилий и полученной отдачи. Одно время у нас были хорошие премии, но потом их урезали, и мы остались почти на голых окладах. За стаж и звание «Отличник народного просвещения» мне доплачивали всего пару тысяч. Чтобы зарплата была повыше, приходилось набирать больше часов и заниматься классным руководством, а это ещё целая куча обязанностей. Но всё равно получалось 20 тысяч с копейками. Я считаю, что при моём опыте и стаже это очень мало. В общем, всё накопилось, наболело, и после 30 лет педагогической деятельности я решила уйти.

Конечно, свою роль сыграло и ещё одно обстоятельство. Наша семья открыла свой магазин, и я стала заниматься торговлей. Шучу с друзьями, что выполнила совет одного из наших политиков. Не могу сказать, что мне это очень интересно или приносит большое моральное удовлетворение. В школе больше жизни, и первое время мне казалось, что я сделала ошибку. Думала, что лучше бы осталась работать до пенсии. Привычка — сильная вещь. Но со временем всё это прошло, и я начала видеть плюсы в своём новом положении. Здесь тоже общаешься с людьми, но зарабатывать можно больше при тех же трудозатратах. При этом теперь я сама себе начальница и у меня больше свободного времени. С бывшими коллегами и учениками я продолжаю общаться. Кстати, большинство из них с пониманием отнеслись к моему решению уйти, хотя и не скрывали сожалений об этом. Без ложной скромности могу сказать, что я была хорошим учителем.

Мария, Челябинск, 45 лет, учитель русского языка и литературы

Я никогда не мечтала стать учительницей. Но так вышло, что поступила в пединститут на филологию, а окончив, стала работать в школе. В принципе, в первые годы, по молодости, я ничего особенного не замечала. Ну, работа и работа, дети и дети.

Осознание, насколько гнила и испорчена система образования, пришло позже. Плохо всё: изменившаяся не в лучшую сторону учебная программа, учителя, ненавидящие друг друга, директор-самодур, дети, дрожащие от двоек, родители, не знающие, как помочь им нормально отучиться. Не знаю, как в других, в нашей школе всё было именно так. Бабский коллектив, сплетни, слухи, подсчёт чужих зарплат, битвы за уроки-часы, интриги с руководством.

Не могу сказать, что мне не нравилось абсолютно всё. Помню в моем классе троих мальчишек-хулиганов. На них все учителя ходили жаловаться директору, когда их класс приходил на урок, коллеги мои рыдали, пили валерьянку и пророчили им десятилетия зоны в будущем. На моем уроке они тоже вели себя несносно. Да ещё и были в моем классе, где я была руководителем. Я попробовала не кричать на них, не обижаться, не обращать внимания, а оставила как-то после урока всех троих и говорю, русский вам нужен — всё равно будете сочинение писать при поступлении, хоть куда. Не хотите — не ходите вообще на мои уроки. Я с директором решу вопрос. Ставлю всем двойки за год и всё. Они напряглись, но ходить на уроки не перестали. Всё так же устраивали истерики, издевались, смешили класс, «стояли на ушах». А потом на одного из них — Лёню, школа отдала документы в детскую комнату милиции. Он разбил стёкла, обозвал физрука и тому подобное. Вот тогда он и пришёл ко мне, плакал, клялся, что больше в жизни ничего подобного не повторится. Я удивилась: чего он так напугался? Оказывается, отец сказал, мол, знай меру. Веселишься — веселись. Загребут в милицию — отмазывать не буду, поедешь в колонию для малолеток. А папаша этот отсидел полжизни. И я вместо родителей пошла с парнем по следователям, заполняла протоколы, спорила, поручалась за него и двоих друзей, доказывала, что мальчишки гадят, но, по сути, безвредны. Я ведь знала, в какой среде они живут. В общем, помогла Лёне. От него отстали. Хулиганств на моих уроках больше не было. До сих пор, спустя 10 лет после окончания ими 9 классов, мы общаемся в соцсетях. Ни один не сидел и не сидит. У Лёньки растёт дочь. Маша, между прочим. Они мне пишут, если что — за вас мы горой.

Вот странно, но не помню ни одного отличника. Только эта троица запала в душу. А ещё — учителя, которые друг другу за глаза кости мыли. Говорили такие вещи, что ужас. У исторички среди учителей, подчеркну, не учеников, была кличка «Ирка-вонючка», потому что она не пользовалась дезодорантами. Про Юлию Ильиничну, по трудам, говорили, что она не может родить, потому что перенесла сифилис. Про молодую, только поступившую учительницу биологии, что спит с охранником. А ему на вид лет 80. В общем, учителя только кажутся белыми и пушистыми.

Я ушла из школы, отработав там 17 лет, в СПТУ преподавать всё те же предметы. Меня переманили уверениями, что здесь совсем другие ученики, взрослые люди, знающие, чего хотят в жизни, а не школота. На первом же уроке я попросила кого-то процитировать что-то из Пушкина. Думаете, хоть один смог? Нет! Девушка подняла руку и говорит: «А нам прошлая учительница говорила любой стих учить, любого автора, и ставила „5“». Я подошла к их куратору и спрашиваю: «Им вообще ничего не задавать? Не нужна литература?». Та глаза потупила и прошептала: «Вы же понимаете, кто идёт к нам. Кто не попал ни в вуз, ни в техникум».

Но ушла я не из-за этого. Мальчишка потерял в стенах училища телефон. Другие ребята его нашли и не прикарманили, а отдали охраннику. Думаете, аппарат вернулся хозяину? Как бы не так! От охранника его уже добиться не смогли ни мы, ни родители учащегося. Он твердил какую-то ерунду, мол, оставил на столе, а потом сменился, ушёл домой, и телефона не стало. Мерзко, обидно. Своровал не ученик, а тот, что, по сути, его должен защищать.

Я поняла, что перегорела, что детям не нужны знания, а педагогам — умные ученики. Что ещё немного — и я буду рыдать на уроках от их незаинтересованности и своего бессилия. Я решила помогать тем, кому действительно интересно, кому надо, кто мотивирован на результат. Сейчас веду частные уроки. Это даже не репетиторство, а больше. Я беру детей, довожу их до окончания школы, готовлю к ЕГЭ и другим экзаменам. Работаю не по программе, а по своему пониманию, как лучше, чтобы систематизировать их знания, вселить в головы грамотность. Не передать словами, какое счастье для педагога видеть результаты своих трудов! В этом году одна девочка, которая училась в школе весьма посредственно, написала ЕГЭ по русскому языку на 93 балла. Родители её подарили мне шикарное кольцо с бриллиантами. Сверх оплаты, которую вносили за неё постоянно. Ребёнок поступил на бюджет на престижную специальность. Обществознание и математика у неё сданы так себе, а мой предмет вытянул сумму баллов.

Сейчас зарабатываю примерно столько, как платят в школе. Ни о чём не жалею. Да, педстаж у меня не идёт. Чуть-чуть не хватило до пенсии по выслуге. Зато я увидела краски жизни, сберегла остатки нервных клеток и посвящаю массу времени своей семье.

Татьяна Г., Ахтубинск, 46 лет, учитель английского языка

В общей сложности я проработала в школе 18 лет и ушла не из-за плохой жизни. У меня зарплата по школьным меркам хорошая была, плюс репетиторство. В 2010 году мы с мужем начали бизнес — производство металлоизделий. Предпринимательство я оформила на себя. Захотелось попробовать что-то новое, да и уверенность была, что если не получится, всегда могу вернуться в школу. Наоборот, мне было даже страшно уходить от стабильности и гарантированной пенсии.

Я даже не помню такого, чтобы у нас кто-то ушёл из школы в моем возрасте в бизнес. Уходили те, у кого не было педагогического образования, не по профессии работали, находили место по специальности, как правило, в гарнизоне, и увольнялись. У нас были такие, что просто в другую школу переходили, сейчас работают нормально в другом коллективе. А чтобы в бизнес, я не помню такого.

После того, как я уволилась из школы, мой круг общения резко ограничился, все знакомства оборвались. В общем, я даже жалела, что ушла. Скучала по общению с детьми, коллективу (у нас как-то подобралась компания одного возраста), конечно, «тёрки» с администрацией были, скандалы, слёзы и даже оскорбления, но это как-то ушло. Поэтому, в 2011 я возвратилась. Вернулась на год, но не смогла совмещать. С утра до 14.00 — школа, потом работа в офисе и репетиторство до 18.00. Ведь в школе надо работать, отдаваясь полностью, делить с другой работой нельзя. Так что пришлось уйти совсем, но теперь я уже не жалею. На школьную зарплату сейчас я уже не выживу. А вообще, у нас в школах сейчас много молодежи, каждый год кто-нибудь приходит. Меня приглашают на праздники, и я вижу, что после меня уже пришли около десяти новых педагогов. Даже парни есть. Девчонкам легче, я думаю. Если муж есть, да ещё и военнослужащий, то просто работай в удовольствие, а не ради зарплаты. Но это у нас, в военном городке. А если зарабатывать, то это конечно, не в школе. Мужчина-педагог может рассчитывать на 25-30 тысяч, не больше. Но в городах вроде Москвы, учителя, думаю, хорошо получают.

Нагрузка конечно большая — бумаг полно, отчётности всякой, все эти дневники электронные, внеурочная работа, нервы, родители не всегда сознательные, но как я поняла, хорошо там, где нас нет. У меня сейчас не меньше бумаг и нервотрёпки. В материальном плане и независимости не жалуюсь. Правда, на пенсию пойду только в 55, если пойду.

Ирина С., Санкт-Петербург, 29 лет, учитель хореографии

После хореографического училища я пошла работать педагогом-хореографом в общеобразовательную школу. Там создавали театральную студию. Собралось много молодых преподавателей, которые хотели заниматься с детьми вокалом, танцами, ставить спектакли.

Поскольку студия для ребят была бесплатная, то приходили те, кто хотел, начиная с первого класса и заканчивая 11. Я вела эстрадные танцы, некоторые дети пели — мы делали для них номера, ставили музыкальные спектакли. Коллектив был очень хороший. Все коллеги ориентированы на результат, молодые, задорные. Студия развивалась, ребята были готовы сами ночью шить костюмы, что-то придумывать, искать музыку. Руководство школы — душевное, во всём шло навстречу и по-настоящему было заинтересовано, чтобы в школе было творчество, которое не стыдно показать на уровне района.

Мне же очень хотелось попробовать себя в классической хореографии, а не совмещать номера с театральными постановками, и я решила уйти в частную балетную студию. Там были уроки у станка, на пуантах, с детьми, которые целенаправленно хотят заниматься танцами. Я преподавала основы хореографии. Для старших ребят, конечно, были педагоги, которые окончили то же Вагановское училище, бывшие артисты классического балета. В итоге я поработала там какое-то время и уволилась. Оказалось, что такая хорошая атмосфера, в которую я попала сразу после учёбы в обычной школе, к сожалению, далеко не везде.

Я до сих пор общаюсь с некоторыми из своих первых учеников, они рассказывают о своих успехах. Сейчас та театральная студия развилась. Дети учатся петь и выступать, а потом проходят кастинги в престижные учебные заведения.

Если честно, я жалею, что ушла из общеобразовательной школы. Надо было повременить, подумать. После колледжа я не сразу оценила коллектив, который готов тебе помогать и поддерживать. Это очень редкое явление. В нашей работе всё зависит от человеческого фактора, как к тебе будет относиться тот же директор, другие педагоги и, если есть хорошие отношения и все думают о творчестве, это надо ценить.

Учителя массово покидают школы: «Потребительское и высокомерное отношение»

Педагог стал кем-то вроде официанта, по отношению к которому клиент всегда прав

04.08.2019 в 15:37, просмотров: 67480

Не скрою, своим названием данные заметки обязаны знаменитому фильму Стенли Крамера «Благослови зверей и детей» — экранизация романа Гландона Свортаута о романтическом восприятии мира американскими детьми, что сталкиваются с жесткой реальностью, в которой они существуют в летнем лагере.

Нет, упаси боже, я не уподобляю учителей зверям. Они, конечно, не святые, но в массе своей вполне достойные самоотверженные люди, преданные детям и своей профессии. Однако при определенных условиях они, что называется, могут озвереть. Об этом и пойдет речь.

Случилась беда: девушка-подросток ушла из жизни. Оставляю в стороне причины трагедии. Но в ходе расследования выяснилось, что на своей странице в Facebooke она три года вела дневник, в котором явно просматривались неуклонное нарастание депрессивного синдрома у подростка. На вопрос проверяющего к классному руководителю: «Неужели вы все это время не замечали подавленное состояние ребенка?» — она ответила: «У меня пятьдесят два часа учебной нагрузки, работа в две смены, проверка сочинений и тестовых работ, подготовка выпускников к ЕГЭ. Помимо прочего в нашем регионе работа классного руководителя оценивается в тысячу рублей!»

Первое, что приходит в голову, — учительница нахватала часов из жадности. А вот и нет. Педагог возрастной и честно признается, что вполне довольствовался бы вдвое меньшей нагрузкой. Этот невероятный горб, напрочь исключающий вдумчивую качественную работу с детьми — и в качестве предметника, и в роли классного руководителя, — администрация школы взвалила на нее от безысходности. Не секрет, что во многих регионах из-за нехватки педагогов школы вынуждены переходить на работу в две смены. Иначе просто некому будет входить в классы. К слову сказать, существует устойчивое заблуждение, что работа в две смены — это исключительно результат нехватки учебных площадей, посадочных мест и обветшавших школьных зданий. Отсюда важная задача строительства новых школ, отвечающих современным требованиям, за решение которой регулярно отчитываются регионы.

Но это верно только отчасти. Другая причина — нарастающий дефицит учительских кадров и неуклонное старение педагогического корпуса. Разумеется, картина по стране пестрая. Я как директор московской школы практически не сталкиваюсь с этой проблемой. Напротив, едва ли не ежедневно мне поступают предложения от педагогов, желающих устроиться на работу. Я не располагаю достоверной статистикой, но, судя по контактам с директорами школ, во многих регионах положение с педагогическими кадрами близко к критическому.

Если мне не изменяет память, подобная ситуация пару десятков лет назад была в США. Там одновременно ушли на пенсию около трехсот тысяч учителей. Пришлось для работы в школах срочно рекрутировать молодежь, открывая краткосрочные интенсивные курсы по обучению педагогов. Что, разумеется, не способствовало повышению качества обучения.

В связи со складывающейся у нас кадровой ситуацией возникает резонный вопрос: как вырастить, а главное — не отвратить от школы молодое педагогическое племя, призванное придти на смену нашему поколению?

Спору нет, тысячу раз был прав А.П.Чехов, написавший в начале двадцатого века, что нищий учитель — позор страны. И можно понять молоденькую учительницу из Екатеринбурга Дарью Троцкую, уволившуюся из школы из-за нищенской зарплаты, получившую в расчете за июнь одиннадцать тысяч рублей. Из-за низкого дохода ей не одобрили ипотеку. Но я знаю регионы, где молодым специалистам платят надбавки, предоставляют жилье, дают льготные кредиты. Но и эти, казалось бы, очевидные меры стимулирования не сильно меняют ситуацию к лучшему. Почему? Напомню сказанное от века: не хлебом единым жив человек.

Год назад в одном из педагогических университетов Центральной России состоялся замечательный выпуск прекрасно подготовленных молодых специалистов. Пришли они в вуз по призванию, окончив педагогические классы, с высокими баллами ЕГЭ. Учились серьезно, напряженно, с азартом, хорошо зарекомендовали себя на педагогической практике. Директора элитных школ вступили за них в конкурентную борьбу стремясь заполучить к себе такие ценные кадры. Спустя ровно год все до единого подали заявления об уходе. Благо это были бы единицы молодых учителей, попавших после окончания вуза в консервативные школы с затхлой атмосферой и тоталитарными методами управления педагогическим коллективом. Так нет, и школы вроде бы неплохие, и надбавки к зарплате приличные, а они уволились.

В самом общем виде причину их массового исхода из школы можно сформулировать так: ущемление человеческого и профессионального достоинства. Кем? Всем, кому не лень. В равной степени региональными структурами власти, родителями учащихся и учениками…

Горящие желанием обучать и развивать своих воспитанников, молодые учителя никак не могут взять в толк, как это можно, ломая образовательный процесс, в разгар учебного дня снимать с уроков всех старшеклассников и сгонять их на очередные губернаторские или мэрские показательные мероприятия, воспитательная ценность которых ничтожна. И это при том, что школьные программы сегодня невероятно напряженные, на счету буквально каждый урок. Директор в такой бесконечно повторяющейся ситуации — заложник обстоятельств, действующий по формуле В.С.Высоцкого: «Приказано метать — и я мечу». В случае неисполнения руководящих указаний сметут его самого. Статья 278 Трудового кодекса дает право учредителю уволить руководителя образовательной организации без объяснения причин.

Свою лепту в ущемление достоинства педагогов вносят родители учеников. Истекшие десятилетия не прошли даром. Сегодняшние родители новой формации привычно рассматривают школу как сферу услуг. В их обыденном сознании педагог своего рода официант, по отношению к которому клиент всегда прав.

Не имею намерения умалить достоинство тружеников ресторанного бизнеса. Тем более что иные из них в прошлом наши коллеги. Получив педагогическую специальность (например, учителя иностранного языка) и испытав в школе культурный шок, они вступили на иную стезю. По нынешним временам во всех отношениях более спокойную и обеспечивающую пристойное существование. Во всяком случае, в отличие от екатеринбургской учительницы, в ипотеке им не отказывают.

Я далек от мысли, что учитель всегда прав. Среди них попадаются всякие, в том числе грубые, агрессивные, наносящие вред психике ребенка. Как раз за них у меня душа не болит. Эти поставят на место любого.

Мы хотим, чтобы им на смену пришли современные, образованные, тонко чувствующие педагоги? Но именно такие не приживаются в школе, не выдерживая агрессии родителей, густо замешанной на ханжестве и лицемерии. Из головы не выходит недавняя история, когда молодую учительницу родительская общественность затравила за то, что она позволила себе селфи в закрытом купальнике на церемонии награждения победителей соревнований по зимнему плаванию. Из проруби она вышла с триумфом, но тут же волны ханжества накрыли ее с головой.

Потребительское и высокомерное отношение взрослых к педагогам неизбежно передается ученикам, которые начинают рассматривать учителя исключительно в качестве инструмента получения необходимого для поступления в вуз документа. При таком отношении не только молодые, но и зрелые, достигшие высот мастерства учителя, перестают видеть смысл своей педагогической деятельности. Недавно педагог одного из престижных лицеев города N с горечью поведал мне, что все меньше старшеклассников записываются к нему на факультативные занятия и практикумы. Некоторые родители настраивают своих обожаемых чад соответствующим образом: «Не парься, получи минимальные балы по ЕГЭ, а мы обеспечим тебе обучение на платной основе».

Разумеется, никто не желает зла своему ребенку. И в преддверии нового учебного года я хочу пожелать всем, кто имеет отношение к школе: берегите детей и. учителей!

Заголовок в газете: Берегите детей и. учителей
Опубликован в газете “Московский комсомолец” №28040 от 5 августа 2019 Тэги: Школа, Дети , Селфи, ЕГЭ , Чехов Места: Россия, США, Екатеринбург

Территория страха: монолог учителя, который решил уйти из школы

Молодой учитель литературы Артем Новиченков принял решение навсегда покинуть общеобразовательную школу. По просьбе «Афиши Daily» он объяснил, почему считает школу территорией насилия, и рассказал, как сам перестал бороться с системой.

Выпускник факультета журналистики МГУ (кафедра художественной критики и публицистики); учитель литературы в школе № 2009; преподаватель НИУ ВШЭ; методист; ведущий курсов художественной критики в Домжуре; лектор культурной платформы «Синхронизация»

Я проработал в школе неполных четыре года, очень длинных и насыщенных. Еще студентом четвертого курса меня позвали в московскую школу номер 1101 учителем русского языка и литературы на 24 часа в неделю с зарплатой в 24 тысячи рублей. И это был невероятный опыт. Неугомонный 5-й класс, ежедневная стопка тетрадей на проверку, хамство директора и буллинг (травля одного из членов коллектива. — Прим. ред.) со стороны преподавателей. А еще школа находилась на другом конце города, и после работы, сонный, я ехал в университет на пары. Было очень тяжело и одиноко. О том, что меня уволили, я узнал от учеников.

На пятом курсе я писал дипломную работу и, как только выпустился, снова вернулся к работе учителя. Других вариантов я не видел.

Я переехал в Северное Бутово и устроился в школу неподалеку. При первой встрече с директором я сразу понял, что хочу с ним работать. Он умный, прогрессивный и мудрый — даже когда я переехал в Мытищи, место работы не сменил. В 2009-й школе я проработал полноценных три года, выпустил три девятых класса и три одиннадцатых. Это принесло столько счастья, столько опыта и смыслов. И вот теперь я ухожу.

Когда я был учеником

Когда учительницы говорили: «А голову ты дома не забыл?», «Звонок только для учителя!», «Я-то свое отучилась, а вы — нет!» — мы морщились. Было противно и скучно, но мы не осознавали, что именно было не так. «Ну, географичка дура». «У математички всегда так — она просто одинокая и злая». «Трудовик — он и есть трудовик». Когда завуч спрашивала: «И тебе не стыдно? А должно быть!» — мы играли стыд. Когда русичка говорила: «Три пишем, два в уме» — и ставила авансом троечку, мы играли прилежность. Когда классуха отправляла чистить школьный двор от снега за отметку, играли покорность.

Эти роли были частью квеста под названием «Школа». За некоторыми учениками роли — троечник, отличница — закреплялись до выпуска. Учителя играли доброго учителя или злого, охранник — охранника, библиотекарша — библиотекаршу, завуч играла завуча, а директор — директора. И все знали правила, хотя нигде они прописаны не были.

Мы отчетливо понимали: одни мини-квесты, например, географию и обществознание, пройти проще, другие — математику и химию — труднее. Изворотливо мы пытались избежать болезненных ситуаций: забывали дневники дома, оттягивая расправу, отключали телефоны из сети, когда знали, что сегодня будут звонить, прогуливали контрольные, имитировали болезнь. И это казалось нормальным. Так делали все. Это настоящая игра, разве что цель обратная: не дойти до «босса» и победить в схватке, а избежать фатальной встречи до истечения времени. 11 лет. С передышками.

Чем ты тише и прилежнее, тем проще продержаться. За нарушение правил ты переходил на уровень, усложняющий пребывание в игре. Иерархия ясна: учитель-предметник — классный руководитель — завуч — директор. В кабинете завуча в сознании проявлялся державный символ ковра: тишина, стоишь на мягком, потупив голову, соглашаешься на все — только бы не директор. Ждешь и, пристыженный за то, что ты такой, какой есть, выдыхаешь после помилования, которому поспособствовал вдруг смягчившийся учитель.

Кабинет директора, располагавшийся всегда в стороне от школьной жизни, как бы отдельный, самый уютный и золотой, с портретами на стенах, внушал трепет. Директор говорила размеренно, властно. Говорила о тебе с учителями так, будто тебя здесь нет. Но ты-то знаешь: она еще нанесет свой удар, когда обратится напрямую, и уже никто не вступится, потому что директора боятся все. Что уж говорить о таком маленьком тебе?

Для меня школа была территорией страха, не повсеместного, конечно, ведь были и безопасные уроки, но абсолютно точно — ежедневного и неотступного. Даже в выходные дни я думал о школьных буднях, о правилах, об игре, в которую почти никто из нас не хотел играть, но играли, потому что не играть было страшно. Да мы и не думали, можно ли было не играть.

Когда я был учителем

Я думал, что игра кончится: ведь я теперь учитель, поэтому могу выбирать, следовать правилам или нет. На деле оказалось иначе: админом игры я мог быть только на территории собственного урока, который в школе номер 1101 контролировался то проверяющим учителем, то без предупреждения вошедшим посреди урока директором, то внезапной диагностической работой, то еще какими-то документами.

В 2009-й школе мне дали большую свободу, кредит доверия. Никто никогда не цензурировал мои уроки, не проверял записи, не заставлял писать объяснительные из-за того, что я назвал маленького Пушкина Сашей или рассказал детям о любовной драме Маяковского (а это все было). Я мог изучать с детьми что угодно: от Гомера до Алексиевич, от Батюшкова до Фаулза, от Дао-дэ цзин до Венички Ерофеева. И еще сотню книг.

Мне наконец показалось, что можно вольготно жить в школьном пространстве и не играть. Забить на правила, устанавливать свои.

Но всегда в классе находились три-четыре парня, которые отказывались читать, вели себя кое-как, мешали вести уроки. Я делал им замечания, поначалу даже просил дневники, хотя каждый раз мне было гадко. Я понимал, что становлюсь частью игры, выполняю роль карателя. С каждым замечанием они делали из меня злодея, а из себя — жертву. Но самое страшное — они уже не могли без этого. Как же переломить это? На математике они негодяи, на химии негодяи, а у меня что же — должны учиться? Школа раздала им роли, которые объясняли их: «Ну я же плохой, как я могу учиться хорошо?» И убедить их в обратном было сложно, а порой невозможно. И сегодня выпускаются тысячи девушек и молодых людей, которые думают, что они плохие, а на самом деле они просто не справились с правилами или в них не вместились. И никто не смог им доказать, что они неплохие ребята. Или не стал доказывать. Подростки с психологией побежденных.

К концу первого года работы в школе номер 2009 я понял, что оценка — это лишь карательный инструмент поощрения. Учитель использует ее как инструмент манипуляции. И часто ставит оценку не за знания, а за следование правилам, а также согласно роли: троечник, середнячок, отличник…

Мне нужно было избавиться от такой системы оценивания.

В старших классах я просто отменил оценки. Но система требовала от меня отметок в журнале, и я проставлял их номинально. В итоговых отметках я выставлял то, что считал справедливым. Если кто-то хотел оспорить оценку, он мог выполнить дополнительное задание. За два года не было ни одного случая, когда ученик не был согласен с оценкой. А для 8-го класса, еще не готового к такому резкому переходу, я придумал квест. Образовательный процесс превращался в ролевую игру, в которой нужно прокачивать «левел» своего персонажа и своего клана. За любые действия (прочитанная книга, сочинение, выученное стихотворение, рецензия на фильм) ученик получал баллы. Он сам выбирал, какие задания ему выполнять, а какие нет, понимал, как можно добрать баллы, а также знал, на каком уроке он может просто отдохнуть.

Весть о том, что Артем Николаич заменил оценки «каким-то там квестом», разнеслась по школе быстро. Одна учительница даже намекнула директору в приватном диалоге: «Чем это он там занимается с детьми?» Директор дальновидно ответил, что эта система давно применяется на Западе, все в порядке.

На меня начали коситься некоторые учителя. С тем, что я на переменах играю с детьми в настольный теннис или хожу в зал бросать мяч, они уже смирились. Отмена оценок и столбик наглых пятерок в электронном журнале, подозреваю, некоторым показались оскорбительными. Я нарушал правила. Даже не так — я предлагал альтернативные. Создавал конфликт. Многие перестали здороваться. А после статей на «Афише Daily» отношения стали еще холоднее, особенно с коллегами-филологами.

Моя система предлагала ситуацию выбора: каждый делал только то, что хотел, и ровно столько, сколько считал нужным. Я надеялся, что так дети смогут учиться ответственности.

Но, как мне кажется, тщетно. Они уходили с моего урока и попадали в привычную манипулятивную ситуацию, где от них ждали смирения и лицемерия, чего они очень не любили. Мои уроки были каплей в море. В неделю их было 3 из более чем 30.

Я знал, что для многих школьников стал любимым учителем. Мне это нравилось. Теперь мне хочется уйти от этого, перестать быть поводырем, снять с себя мессианскую ответственность и отказаться от этого сладостного нектара детского внимания. Тогда же я хотел иметь больше точек соприкосновения. У нас уже была группа в «ВКонтакте», но в ней не было камерности и интимности. Зная, что у учеников много вопросов, которые они не осмеливаются мне задать, я завел аккаунт в ask.fm — за полтора года мне задали более двухсот вопросов, на которые я всегда старался отвечать максимально откровенно. Больше года назад мы создали чат, в который добавились все желающие: так мы начали общаться вне школы больше. Спустя долгое время я вновь начал писать песни в стиле хип-хоп — и так я попал к ним в плееры. Короче, на каком-то там уровне я все-таки победил. Однако для меня это локальная победа, потому что люди, которые делают школу такой, какая она есть, остаются в ней работать. Что это за люди?

Кем я не стану

Я много думал о людях, которых про себя мы зовем училками. В моей школе их мало, но в некоторых, я знаю, таких большинство. Я наблюдал за ними, слушал их разговоры в учительской, слышал, как они общаются с детьми на уроке, а также слышал, как они говорят по телефону со своими детьми. И первое, что всегда бросалось в глаза, — это их тон.

Смотрел и думал: «Неужели она так же и дома разговаривает? Где же здесь настоящая Нина Викторовна, а где учительница?» А послушаешь разговор: да нет, нормально она общается с сыном, даже тепло. То есть их «учительство» — это маска. Что дает она? Защиту? От чего? От кого? От детей? Или выстраивает дистанцию? Или предлагает какие-то новые возможности?

И тогда я начал размышлять, зачем люди вообще идут в учителя. Я не думаю, что выбор профессии бывает случайным, если это выбор не по нужде. И вот что я надумал:

Первое — от одиночества, в школе всегда много людей, там появляется ощущение семейственности и отношение к кабинету как к собственности.

Второе — попытка наполнить жизнь смыслом и оправдать свое существование, ведь профессия учителя в глазах общества выглядит благородной.

Третье — это мессианство, желание занимать умы, формировать, воспитывать, то есть быть тем, от кого зависят.

Четвертое — возможность управлять, манипулировать, тянуть за ниточки, выдавливать эмоции.